— Ну, вы разговаривали с мистером Пурвисом? О чем?
— Поговорим об этом позднее, когда мои планы станут более ясными, — ответил детектив. — В Маркет Бейсинге нам удалось поговорить с мисс Лоусон. Скажите, мисс, что вы искали ночью на лестнице, когда были у тетушки на Пасху?
— Помилуйте, Пуаро, что за странный вопрос?
— Все очень просто! Кто-то вбил гвоздь на верху лестницы, затем замазал его коричневым лаком в цвет пола.
— И для чего это? — недоуменно спросила Тереза.
— Насколько я себе представляю, за этот гвоздь был привязан тонкий шнур, который с другой стороны был прикреплен к балюстраде лестницы, чтобы мисс Арунделл, выйдя из комнаты, зацепилась и упала вниз.
Девушка возразила:
— Но причиной падения был мяч Боба!
— Простите, нет.
Наступило молчание, которое прервал Дональдсон. Он говорил спокойно и рассудительно:
— Какие у вас есть доказательства, чтобы утверждать это?
— Гвоздь на лестнице, письмо мисс Арунделл и показания компаньонки Лоусон.
— Мисс говорит, что это сделала я? Это Ложь! Я никогда не делала ничего подобного!
— Но вы стояли ночью на коленях на лестнице?
— Еще раз повторяю, что не было этого, я не выходила из комнаты после того, как легла.
— Мисс Лоусон узнала вас.
— Эта обманщица видела, наверное, Бэллу Таниос или кого-то из горничных!
— Она видела отчетливо вашу брошь!
— Брошь? Какую это?
— С вашими инициалами. У вас есть такая брошь? Тереза поднялась без слов и вышла. Воцарилось неловкое молчание. Доктор Дональдсон смотрел на Пуаро брезгливо, почти с ненавистью. Девушка скоро вернулась:
— Вот она.
Две большие буквы — «Т» и «А» — чётко выделялись на полированной поверхности из хромированной стали. Да, их можно было увидеть в зеркале…
— Давно не надевала ее, она мне надоела. Да к тому же чуть ли ни каждая девица в Лондоне носит такую же.
— А вы брали ее с собой в «Литлгрин Хаус»?
— Вроде бы… Да, помню точно. Она была приколота на зеленом джемпере, который я носила.
— Мог ли кто-то взять ее, а потом вернуть на место?
— Зачем выдумывать, если ничего такого не было. Пуаро в раздумье крутил в руках брошь, потом приложил к лацкану пиджака и подошел к зеркалу. Постоял перед ним, а затем медленно отступил назад. И вдруг воскликнул:
— Что я за профан! Конечно!
Подойдя к Терезе, он с поклоном передал вещь хозяйке:
— Правильно, мисс, ваша брошь совершенно ни при чем! Какой я глупец!
— Приятно слышать это, — недружелюбно откликнулась Тереза.