Образовалось множество приятных знакомств, и даже руководящие люди стали приглашать Павла Николаевича на чай и в баньки.
Многие старались завести с ним дружбу.
Пошли первые гости. За Евой поволоклись мужчины, и это не укрылось от бдительного ока Павла Николаевича. Но Ева, однажды отправив в глубокий нокаут слишком настойчивого почитателя, навсегда потушила огонек ревности в душе своего хозяина.
Кстати, именно так она почти с самого начала звала Павла Николаевича, несмотря на его горячие и настойчивые протесты. И если не считать этих мелочей, можно сказать, что жизнь у Павла Николаевича вытекла из темной тоскливой заводи на светлую и прекрасную равнину любви и счастья.
Он уже несколько раз заговаривал о женитьбе, но Ева глядела на него удивленно и говорила что-то странное: ей, мол, это запрещено. На вопрос, кем же запрещено, отвечала, что не знает.
Надо сказать, что наш влюбленный, когда с его глаз немного опала пелена первой страсти, стал замечать за своей любимой совсем уж странные вещи.
Так, например, она почти ничего не ела, разве что по его настойчивой просьбе. Никогда не уставала, всегда была веселой и свежей. Не пользуясь парфюмами, постоянно источала тонкий аромат самых модных духов. А однажды он, проснувшись поутру, увидел Еву обнаженной у зеркала. Она расчесывала свои светлые кудри.
В этом для него не было ничего необычного, за исключением одной детали. В зеркальном отражении ее милого животика он не обнаружил… пупка.
Подумав, что это с зеркалом неладно, он нежно позвал ее. Ева повернулась и… Живот ее был гладок, пупок отсутствовал.
Потом он долго пытался выяснить у нее, куда он делся? Ева опять смотрела на него удивленными глазами и отвечала жалобно, что пупка у нее никогда не было и быть не могло. И что никто ее не рожал, что таких, как она, просто создают.
Как создают и кто – она не знает. А затем жалобно попросила не мучить ее больше. Если она его не устраивает, она уйдет, лишь бы он не волновался, не терзал себя и ее тоже.
Павел Николаевич, взбешенный всеми этими недомолвками и идиотскими загадками, в сердцах крикнул:
– Катись на все четыре стороны! Только ведьмы мне в доме не хватало!
Ева вмиг оделась, хлопнула дверью и исчезла.
Павел Николаевич еще походил немного по комнате, попыхтел, а затем, предположив, что Ева где-то во дворе пережидает его вспышку, оделся и не спеша вышел на улицу.
Улица и двор были пусты. Пустым был и этот день, и следующий, и эта педеля и все другие.
Ева пропала.
Эта единственная размолвка и исчезновение Евы так сильно скрутили Павла Николаевича, что он, враз постарев, стал еще угрюмее. Переживал, страшно переживал одинокий холостяк эту свою пропажу. Он искал Еву везде, где вообще можно найти человека или то, что от него иногда остается.