– Не псти, Кулоф, – раздался вдруг оттуда очень знакомый голос. – И сапку отень, а то плостутисся.
Льву Ивановичу даже напрягаться не надо было, чтобы вспомнить, кто это сказал. Это Тихий, очень заслуженный и уважаемый в уголовных кругах вор-рецидивист, получивший такую кличку вовсе не от фамилии, а от любимого выражения: «Серьезные дела шума не любят. Серьезные дела нужно делать тихо», и еще потому, что даже самые лихие его дела обходились без стрельбы, и на его совести не было ни одного трупа. Но при этом вопреки кличке характер он имел довольно беспокойный и авантюрный, и дикция у него была такая, что врач-логопед из известного фильма ему и в подметки не годился. Увидеть его здесь Гуров никак не ожидал, потому что годков Тихому было уже многовато, где-то под семьдесят. Лев Иванович, непонятно для чего, повертел в руках шапку, отогнул козырек, потом начал поправлять воротник полушубка и, закончив возиться, сказал:
– Привет, Тихий. Ты что тут делаешь?
– Ну, плин, и память у тепя! Покулять, плин, высел. Сифу я стесь, вот чефо! Итите тальсе спокойно! Фпелети фсе тисто!
– А что там было? – спросил Лев Иванович.
– Я, плин, Кулоф, от тел отосол, мне косуталстфо пенсию платит – не сля се я столько лет лес фалил. А сфоих я никокта не стафал.
– Значит, не отошел, раз сказать не хочешь, – заметил Гуров.
– А сто ты мне плисить мосешь? А нитефо! Я тепе доплое тело стелал, а ты исе нетофолен.
– Ты не мне сделал, а Самойлову, – поправил его Лев Иванович. – Ради меня ты и пальцем бы не пошевелил, не то что в мороз на улицу выходить. Я не в обиде, у меня работа такая. Но рассуди, я Ивана Георгиевича провожу, а вдруг к нему домой придут? Или через окно выстрелят?
– Ифан Кеолкиефич телофек сфятой, оп этом фесь колот снает. Ефо никто никокта не тлонет.
– То-то я сегодня одного лихого парнишку из музея шуганул! – усмехнулся Гуров. – А ты говоришь – не тронет!
– Как это? – удивился Тихий. – Ты хотес скасать, сто это за ним присли? Его хотели упить? Нет, Кулоф! Такоко пыть не мосет!
– Может, Тихий! Кстати, за Косолаповым тоже особых грехов не числится, для всей области – отец родной, а в него стреляли. Как думаешь, кому его смерть выгодна?
– Фсем не ф масть, – уверенно ответил Тихий. – Мы тут ни с какоко пока.
– Иван Георгиевич, вам сегодня дома ночевать нельзя, – решительно заявил Гуров. – У кого вы можете на несколько дней остановиться?
– Как нельзя? – всполошился Самойлов. – Мне обязательно домой надо! У меня кошка там!
– Она что, в доме заперта?
– Нет, она по вечерам ко мне покушать приходит, – объяснил Иван Георгиевич.