Брюки она сменила на юбочку, и открылись стройненькие ножки, носочки до щиколотки и туфли на низком каблуке, Больше похожие на спортивные тапочки подростка, чем на обувь гетеры.
За спиной рюкзачок, за щекой жвачка.
Намного моложе, чем казалась издалека.
Со мной она пошла легко и просто, как будто была со мной уже долгие годы.
Характер у нее был легкий, волосы мягкие, голосок еще детский.
Дом мой был недалеко, и я предложил пройтись пешком.
Она согласилась.
Шла, пинала камушки.
Я свистел, украдкой поглядывая на это милое и странное существо.
Мы проходили мимо какого-то ночного кафе. Там, за большим витринным стеклом, на нескольких бильярдных столах гоняли шары два-три игрока.
Она остановилась у огромного окна и стала следить за игрой.
Я вначале прошел чуть вперед, но потом вернулся и тоже стал смотреть на игроков – любил эту точную игру и сам немного играл.
Мы постояли, посмотрели.
Она наклонилась и стала перевязывать шнурок на правом ботинке.
Я немного задумался о своем и не срачу понял, о чем она говорит.
– Чудики, совсем играть не умеют, – казалось, что она это говорит себе самой, но так, чтобы слышал и я.
Я удивленно посмотрел на нее и осторожно спросил:
– А ты что, умеешь играть?
Она разогнулась, поправила юбочку, рюкзачок и тоже спросила меня:
– А ты что, тоже умеешь играть?
Я улыбнулся и ответил, что играю весьма прилично и любого из этих, что стучат шарами в кафе, обыграю запросто.
Она приложила ладонь ко лбу и, упершись так в окно, опять сказала как бы окну:
– Но не меня.
Мне показалось, что я ослышался.
– Кого я не обыграю?
Она повернулась ко мне и совершенно серьезно ответила:
– Меня.
На этот раз я хорошо ее расслышал и здорово удивился.
– Тебя? – сказал я и смерил ее взглядом сверху вниз и обратно.
– Меня! – ответила она и, заложив руки за спину, тоже смерила меня взглядом, только снизу вверх и обратно.
Я посмотрел на нее, пошаркал подошвой по асфальту и сказал, отвернувшись:
– Пойдем-ка, милая. – И пошел, не оборачиваясь, дальше по улице.
Чувствую – не идет.
Остановился, повернулся.
Она стояла все в той же позе, заложив руки за спину, и ехидно так улыбалась.
– Что, испугался?
– Чего испугался? – не понял я.
– Испугался играть со мной!
– А чего мне пугаться? – машинально ответил я, еще не до конца сообразив, о чем она.
– Понятно, чего: проиграть боишься.
– Я-то?!
– Ты-то!
До меня дошел, наконец, смысл нашего странного ночного диалога. Я понял, что надо мною издеваются. Меня заело.
– Пойдем, – сказал я. – Пойдем сыграем. – И пошел к дверям заведения.
Уже в дверях я услышал за спиной:
– На что играть будем?