Когда мимо по дороге прогромыхала старая колымага доктора Стюарта, в заросли крапивы метнулся не человек, а скорее его тень, преследуемая пчелами. Человек-тень сильно обжегся и припустил во всю прыть, хотя никакого плана отступления у него в голове не было; он собирался вернуться поездом в Бостон и уже там все обдумать и спланировать. Неожиданно он остановился, позабыв о пчелах. Ему показалось, что на углу он увидел слона, серо-коричневого, громко трубящего. Тот, для кого убийство было пустяком, так что он добровольно пошел на него дважды, стоял как вкопанный и не мог пошевелиться. Из его холодного грязного тела вырывалось горячее дыхание. Наверное, его все-таки подвело зрение. Но тут слон мотнул в его сторону хоботом. Когда последняя мертвая часть дуба упала, она сочилась медом; над ней кружились пчелы, единым облаком, единым существом, и каждая косточка в теле человека, который перестал бежать, была сломана, и все, чем он был в прошлом, растворилось в тихой темной ночи.
Хэпа Стюарта отвезли в Гамильтонскую больницу, а оттуда переправили самолетом в Бостон для срочной операции. Стелла отправилась в город вместе с доктором Стюартом. Во время поездки они не разговаривали, впрочем, слова им были не нужны. Брок Стюарт выжимал восемьдесят миль на шоссе, но Стелле хотелось, чтобы он ехал еще быстрее. Они даже не стали искать мотель — не было необходимости. Стелла так и не сменила промокшую одежду, а просто набросила поверх рубашку Джимми Эллиота и застегнула, перекосив на одну петлю. В ботинках у нее хлюпала вода с водорослями, волосы слиплись и торчали во все стороны, как перья. Ей было на это наплевать, как и на то, что она поскрипывала при ходьбе, оставляя за собой по всему больничному вестибюлю темные лужицы. Они решили «разбить лагерь» в комнате ожидания, и там доктор Стюарт забылся сном где-то под утро. А вот Стелла, должно быть, унаследовала что-то от Сары Спарроу, ибо она тоже могла бодрствовать всю ночь. И наутро никто бы не догадался, что она глаз не сомкнула. И никто бы не догадался, как сильно она чего-то желала.
Операция длилась одиннадцать часов, все это время Стелла рисовала в своем воображении лицо Хэпа, его сияющие глаза, вспоминала, как он смеялся за несколько секунд до того, как получил удар веслом. Увидев, что к ним направляется хирург, Стелла разбудила доктора Стюарта, тряхнув его за плечо, и он еще долго моргал под яркими лампами дневного света, пока хирург сообщал им хорошую новость. Кто-то другой не счел бы хорошей новостью реабилитацию от шести месяцев до года, но для Стеллы и доктора это было радостное известие. Одна нога у Хэпа теперь стала короче, и он, разумеется, будет прихрамывать, но даже эта новость была для них хорошей.