Утолить любопытство Тине так и не удалось: дальше порога Амалия ее не пустила, забрала пакеты с покупками, улыбнулась и захлопнула дверь прямо перед Тининым носом. Очень мило! Прямо апофеоз хорошего тона. А плевать! Не очень-то и хотелось!
Тина вошла в свою комнату, бросила обновки на кровать, огляделась в поисках пакета с пирожками. Конечно, перекусывать перед ужином неправильно, но уж больно хотелось есть.
Пакета нигде не было, наверное, его забрала горничная, когда прибиралась в комнате. Плохо, надо будет ей сказать, чтобы не выбрасывала ничего без разрешения. Можно было бы спуститься на кухню и попросить у Надежды Ефремовны бутерброд, но что-то подсказывало, что одним только бутербродом дело не ограничится, а наедаться никак нельзя — впереди семейный ужин и нужно как-то влезть в узкое платье, будь оно неладно. Пообрывать бы руки тому модельеру, который выдумал такое безобразие. В голове мелькнула крамольная мысль — а не послать ли все к черту и не явиться ли к ужину в чем-нибудь из своей старой одежды, но Тина прогнала ее прочь. Одного раза вполне хватило, вчера в своем простецком наряде она весь вечер чувствовала себя белой вороной. Нет уж, раз в этом доме принято выходить к ужину при полном параде, значит, так тому и быть. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вот только интересно, где она найдет еще одно вечернее платье? Ведь, если следовать логике Амалии, появляться в одном и том же наряде дважды — дурной тон.
На сборы ушло полчаса. Тина справилась бы и раньше, если бы не пришлось накладывать макияж. Вот в чем она была не сильна, так это в обращении с косметикой. Дед «боевую раскраску» не терпел, считал, что в семнадцать лет достаточно тех красок, что даны природой, и малейшую Тинину попытку ослушаться пресекал на корню. С тушью она худо-бедно разобралась, а вот с помадой пришлось повозиться. Помада была кроваво-красной, понятно, что в цвет платья, но Тине она не шла категорически — слишком ярко, слишком броско, чересчур по-взрослому. Тина придирчиво изучила свое отражение в зеркале. Да, именно по-взрослому. И платье, и макияж, и туфли делали ее старше лет на десять. Интересно, это и есть элегантность?..
Когда пришло время спускаться к ужину, она вдруг поняла, что боится. Люди, собравшиеся в обеденном зале, только формально могут считаться ее родственниками, а на самом деле они для нее чужие, так же, как и она для них. Семья в Тинином понимании была чем-то светлым и уютным, не придающим излишнего внимания таким мелочам, как форма одежды. Может, она ошибалась?