Не хватало завершающего — четырнадцатого — элемента. Это будет либо белый, либо зеленый дракон. Скорее всего — мужчина, для полного равновесия между полами, между матерью и отцом. Разбитый и вспотевший Адамберг отнес бесценную книгу библиотекарю. Теперь у него был пароль, отмычка, ключ, маленький золотой ключик Синей Бороды от комнаты с мертвецами.
Он вернулся к Клементине без сил, сгорая от нетерпения перебросить этот ключ брату через Атлантику, объявить, что кошмару конец. Но с этим пришлось повременить — Жозетта положила перед ним новую расшифровку: «Адамберг — стажируется — Гатино — Утауэ — перевалочная тропа — девка».
— Я не спал, Жозетта, и ни черта не понимаю.
— Летающие буквы из компьютера Микаэля. Я ошиблась и начала снова — с «уэ». Это не «дуэт» и не «менуэт», а «Утауэ». Вот что получилось.
Адамберг сосредоточился на цепочке слов Жозетты.
— Перевалочная тропа, — прошептал он.
— Микаэль действительно сообщал кому-то сведения. Вы были на тропе не один. Кто-то знал.
— Жозетта, это ваша интерпретация.
— Слов с таким сочетанием гласных не тысячи. На сей раз я уверена в расшифровке.
— Вы отлично поработали, Жозетта. Но для них интерпретация никогда не станет доказательством, понимаете? Я только что вытащил брата из бездны, но сам не выбрался, я погребен под огромными валунами.
— Вы за засовами, — поправила Жозетта, — за очень тяжелыми засовами.
В пятницу утром Рафаэль Адамберг получил от брата сообщение, которое тот назвал «Земля»: так кричат матросы и мореплаватели, завидев туманные очертания суши, подумал он. Рафаэлю пришлось перечитать послание несколько раз, прежде чем до него дошел смысл смутных пассажей про драконов и ветры, набранных нетерпеливой и усталой рукой, смешавшей в одну кучу ухо судьи, песок, убийство матери, возраст Фюльжанса, увечье Гийомона, деревню Коллери, вилы и маджонг. Жан-Батист печатал так быстро, что пропускал буквы и даже целые слова. Дрожь доходила до Рафаэля, передаваемая от брата к брату, от берега к берегу, несомая от волны к волне, выплескивающаяся на его детройтское укрытие и одним махом разгоняющая тень, в которой он влачил свое существование. Он не убивал Лизу. У Рафаэля не было сил даже на то, чтобы подняться со стула. Он не понимал, как Жан-Батист сумел выявить всю серию убийств судьи. Однажды в детстве они забрались так далеко в горы, что не знали, в какой стороне деревня. Жан-Батист залез ему на плечи. «Не плачь, — сказал он. — Попробуем понять, где раньше ходили люди». Через каждые пятьсот метров Жан-Батист проделывал то же самое. Туда, говорил он, спрыгивая.