— Иллюминированные.
— Что?
— Если книги старинные, то они иллюминированные.
— Вот как. А я всегда говорил «иллюстрированные».
— Иллюминированные.
— Ладно, пусть будут иллюминированные.
— В вашей деревне что, жили одни старики?
— В детстве все взрослые кажутся нам старыми.
— Но почему жаба начинала вдыхать дым, когда ей вставляли в рот сигарету? Паф-паф-паф, и — бах!
— Ну не знаю я, Данглар! — закричал Адамберг, воздев руки к небу, и зашипел от боли в раненой руке.
— Вам пора выпить болеутоляющее, — сказал Данглар, взглянув на часы. — Я принесу.
Адамберг кивнул, вытирая мгновенно вспотевший лоб. Проклятый кретин этот Фавр. Данглар ушел на кухню, хлопнули дверцы шкафчика, полилась вода, и он вернулся со стаканом и двумя таблетками. Комиссар заметил, что джина в стакане стало больше — как по волшебству.
— На чем мы остановились? — спросил он.
— На иллюминированных томах старого священника.
— Да. У него были и другие книги, много поэтических сборников с гравюрами. Я копировал, я перерисовывал, читал. В восемнадцать лет я все еще этим занимался. Однажды вечером я сидел за большим деревянным столом — от него пахло прогорклым жиром, — когда это случилось. Отрывок стихотворения застрял в моей голове навсегда, как пуля. Я отложил книгу и около десяти вечера пошел в горы. Я поднялся до Конш-де-Созек.
— Ну да, — буркнул Данглар.
— Простите. Это вершина над деревней. Я сидел там и повторял шепотом строчки, думая, что назавтра забуду прочитанное.
— Что за строчки?
— «…какой небесный жнец // Работал здесь, устал и бросил под конец // Блестящий этот серп на этой звездной ниве?»[2]
— Это Гюго.
— Да? А кто задает этот вопрос?
— Руфь, женщина с обнаженной грудью.
— Руфь? А мне казалось, что это я сам себя спрашиваю.
— Нет, это Руфь. С вами Гюго не был знаком, припоминаете? Это последние строчки стихотворения «Спящий Вооз». Но скажите мне одну вещь. С лягушками тоже получается? Курят, паф-паф-паф — бах? Или только с жабами?
Адамберг устало взглянул на него.
— Простите… — Данглар отхлебнул глоток.
— Я читал вслух эти стихи и получал удовольствие. Год отработал дознавателем в Тарбе и приехал в отпуск на две недели. Был август, похолодало, и я пошел к дому. Я умывался, стараясь не шуметь — нас было девять в двух с половиной комнатах, — когда появился Рафаэль: он был как в бреду, все руки в крови.
— Рафаэль?
— Мой младший брат. Ему было шестнадцать.
Данглар поставил стакан — он был изумлен.
— Брат? Я думал, что у вас пять сестер.
— У меня был брат, Данглар. Мы были почти как близнецы, как два пальца на одной руке. Я потерял его почти тридцать лет назад.