Данилов открыл чемоданчик, маленький совсем, чуть больше портфеля, и спрятал оружие на самое дно. Сегодня утром Наташа, уложив туда две смены белья, гимнастерку, мыло, бритву, помазок – в общем, все для ночлега, спросила:
– Ты надолго?
– Нет, – бодро ответил Данилов, – дней на пять, ну десять от силы.
– Дело серьезное, Ваня?
– Да что ты! Надо ребятам в райцентре службу помочь наладить…
– Только не ври, Данилов, ты же этого не умеешь. Как тебя жулики боятся, не понимаю?
– Они боятся наказания.
– По-моему, ты и есть наказание, только мое.
Целуя жену на пороге, Иван Александрович сказал на прощание:
– Да ты не бойся, Ната, всех дел – туда и обратно.
– Ладно, иди уж. Позвони или телеграмму пришли, когда надумаешь возвращаться.
Выйдя из подъезда, Данилов поднял голову и увидел лицо жены в окне за занавеской. Всю дорогу до трамвайной остановки он думал о том, что все-таки мало радости доставляет он ей. Совсем мало. Считаное число раз были они в театре, редко ходили в гости к друзьям, и не потому, что он не хотел, просто времени не было у Данилова днем, а были у него только ночи, да и то не все…
Дверь кабинета приоткрылась, заглянул Полесов:
– Мы готовы, Иван Александрович.
– С чем вас и поздравляю. Идем.
Все уже были в машине. Данилов сел рядом с шофером, помолчал и скомандовал:
– Поехали, Быков.
– Включить сирену?
– Не надо, тихо поедем, посмотрим город.
– А чего его смотреть-то, – мрачно заметил шофер, – город как город.
У Пушкинской площади машину остановил красный свет светофора. По улице Горького шли броневики. Около десятка тяжелых, в зеленой броне машин медленно двигалось в сторону Охотного Ряда. Наконец последняя из них миновала перекресток, и Быков, дав газ, вывел свой автомобиль на бульвар. Здесь движения почти не было.
– Все, я сплю, – сказал Данилов. И повернулся к спутникам: – Ясно вам? Разбудите у КПП.
Он удобнее устроился на сиденье и закрыл глаза.
А машина продолжала мчаться по улицам Москвы. Пассажиры ее видели за опущенными стеклами знакомые улицы и дома. Многие строения с целью камуфляжа были покрашены зелеными полосами, окна по-прежнему оклеены крест-накрест бумагой. На зданиях некоторых учреждений, школ висели белые полотнища с красными крестами: в них разместились госпитали. Чем ближе к окраинам, тем больше менялся город. Витрины магазинов и окна первых этажей были закрыты мешками с песком. Из таких же точно мешков на углах и перекрестках сложены огневые точки. То там, то здесь стояли сваренные из рельсов противотанковые ежи, в скверах торчали стволы зенитных мелкокалиберных пушек. Все чаще попадались парные конные патрули, вместо милиционеров движение регулировали девушки в красноармейской форме. Это было своеобразным кольцом обороны города. И хотя положение на Центральном фронте стабилизировалось, более того, почти полностью прекратились налеты фашистской авиации, город готов был в любой момент отразить нападение врага.