Когда машина выехала из леса, Данилов увидел на поле остовы сгоревших танков. Они застыли, уронив на броню дула орудий, застыли навсегда, как памятники о прошедших боях. Все поле было в обвалившихся окопах, на брустверах росли уже поблекшие полевые цветы. Танки по трансмиссию тоже заросли травой. Земля залечивала раны.
А дорога, стелясь под колеса эмки, открывала пассажирам все новые и новые картины. Много они увидели за несколько часов пути: сожженные, но уже строящиеся деревни, почти разрушенные маленькие городки. Но не только это видели они. У военной дороги был свой особый быт, своя жизнь, отличная от других.
Навстречу им шли машины с ранеными, тягачи тащили искалеченную технику, сновали мотоциклисты и штабные бронетранспортеры. Они обгоняли колонны бойцов, далеко растянувшиеся вдоль обочин. Больше часа простояли у железнодорожного переезда, пропуская составы с закрытой брезентом техникой. Чем дальше они удалялись от Москвы, тем чаще их останавливали военные патрули. Дорогу охраняли. И не только ее, почти через каждый километр в лесу были до времени спрятаны зенитные пулеметы и пушки. Небо тоже охраняли. Дорога, словно артерия, связывала фронт с Москвой. И она была нужна фронту.
Когда проехали километров сорок от Москвы, по просьбе Полесова свернули на проселок и сделали короткую остановку. Все вышли из машины, разминая затекшие ноги, разбрелись по сторонам.
– Иван Александрович! – позвал откуда-то из чащи Белов. – Идите сюда, я криничку нашел.
Данилов пошел на голос и через несколько шагов увидел, что прямо из земли начинается маленький ручеек, вода его, наполняя деревянную бочку, переливалась из нее в маленький пруд.
– Вода чистая, – поднял мокрое лицо Сергей, – и холодная: зубы ломит.
Иван Александрович подошел к криничке, снял гимнастерку и с удовольствием опустил руки в ледяную воду. Набрал пригоршню и с наслаждением опустил в ладони разгоряченное лицо. Вместе с водой в Данилова входила свежесть и запах травы, цветов. Он лег на траву и, прищурив глаза, смотрел в голубое небо с ватными облаками; эти облака не спеша плыли куда-то в безбрежную даль, а на смену им приходили все новые. Такие облака он видел только в детстве, когда приезжал на каникулы к отцу в лесничество.
Вспомнил он это, лежа на земле в нескольких десятках метров от фронтовой дороги. Вспомнил и пожалел, что так рано кончилось детство. И грустно ему стало, и ощущение это, внезапное и острое, почему-то затуманило глаза, и сладкой тоской сжало сердце.
– Какое сегодня число? – спросил он Белова.
– 8 августа.