Лапа оказался жутким гулякой. Пару раз в неделю в Зоину квартиру набивалась молодежь — потанцевать, подурачиться, выпить. Алкоголь приносил Лапа и сами гости, а немудреную закуску, воду, чай-кофе покупала Зоя. Тоже, между прочим, статья расходов. Намекала ему несколько раз, чтоб деньги давал, но он как-то ловко эту тему обходил, а совсем недавно заявил, что раз она тоже покутить не прочь, почему бы, дескать, и ей не потратиться.
Последнее время Зое все чаще хотелось послать Лапу ко всем чертям, но потом представляла, как тяжко будет чувствовать себя на работе — видимо, ее просто придется менять, — и откладывала жесткое решение.
Все банальности проверены самой жизнью. Одна из них — не заводить романов на службе, — похоже, самая мудрая.
Задумавшись, Зоя не заметила, как потянула палец в рот и стала грызть ноготь. Фу! Ну что за идиотская привычка! С детства еще. Мать согласно народному лечебнику несколько раз в день обтирала ей пальцы горьким отваром полыни, но Зойкино упорство взяло верх над материнским терпением, и вредная привычка перекочевала в юность, а оттуда, забуревшей и закаленной в боях, — во взрослую жизнь. Покончив с ногтем, Зоя направилась к кровати и, едва коснувшись головой подушки, поняла, что так устала, что даже не в состоянии поиграть в виртуальную богачку с кучей поклонников. Последнее, о чем подумала, — не забыть бы завтра заехать к матери в обеденный перерыв.
Взлохматив волосы перед зеркалом в прихожей и улыбнувшись своему хорошенькому отражению, Зоя с удовольствием потянула носом воздух и даже зажмурилась от густого, аппетитного аромата, доносившегося из кухни. Мать ждала ее и приготовила что-то вкуснейшее. Раздражение, не оставлявшее Зою со вчерашнего вечера, стало отступать в предвкушении горячей домашней еды. Мать — мастерица в этом деле. Что есть, то есть.
— Ну как, подготовилась к приходу дочери? — игриво спросила Зоя, снимая крышки с кастрюлей и сковородок, в которых булькало, потрескивало, попыхивало.
— Ой! И сырники сбацала. Дашь с собой? Сухим пайком.
— Конечно, Зайка. Для тебя и сделала, — с каким-то незнакомым смирением в голосе ответила Катерина.
— Мам, ты меня Зайкой сто лет не называла. Наверное, с тех пор, как папы не стало.
Катерина ничего не ответила. Поставила перед Зоей дымящуюся тарелку с мясной солянкой и села напротив, подперев рукой голову. К разговору с дочерью она приступила лишь после того, как та пообедала, а Катерина убрала посуду.
— Неси-ка свои сигареты. Покурим, — предложила она. — И постарайся не перебивать. И так не знаю, с чего начать.