В машине Дэниел молчал. Сара тоже ничего не говорила. Она думала о том, что он сделает с ней, когда они доберутся домой. Дом. Дом Дэниела. Дом Дэниела и Сары, не Дэниела и Лизы или Дэниела и его семьи. Они ехали в их дом, он позволит Саре жить там, и никто не отнимет его у нее. Он сердится на нее, но все равно хочет, чтобы она жила в его доме, а за это Сара с радостью вынесет все что угодно.
Он велел ей принять душ и проследил, чтобы она хорошенько вымыла каждый дюйм своей кожи. Он даже не притронулся к ней — только провел от душа к постели, а потом привязал запястья и лодыжки к спинкам кровати красными атласными лентами. Ее распущенные мокрые волосы лежали на подушке. Закончив, он отошел и удовлетворенно кивнул.
— Ты так прекрасна, моя Сара. — Он разделся, не спуская с нее взгляда.
— Тебе не надо этого делать. Я хочу быть здесь. Я готова быть здесь. Тебе не нужно меня привязывать.
— Только ненадолго, любимая.
— Это наказание? За Майка? — Неподвижность придала Саре смелости. Это возбуждало — быть привязанной, неспособной делать то, что она должна была делать, то есть драться или бежать. Это было освобождение — предлог не действовать, не брать на себя ответственность, не принимать решения.
— Я бы скорей подумал, что, если тебе так не терпится, что ты раздвигаешь ноги перед таким худосочным юнцом, ты уже наказана.
Раздевшись, Дэниел встал на колени рядом с ней, так что его эрекция касалась ее уха.