Мне так жалко её было, а публика хоть бы что — веселится, расхватала осколки как сувениры. Другой вскочил на рояль и начал ногами колошматить по крышке… Грохочет рояль. И это концерт? На сцене будто сумасшедший дом, девки мужиков распаляют, кривляются, те на них набрасываются. Такие циничные танцы. Никакой красоты. Говорят, у нас тоже так сейчас всё идёт в этом направлении, но в мою молодость такого не было. Наверно, и вправду, я из пятидесятых.
— Бабушка, а сейчас двадцать первый! Тебе нужно найти себе какое‑нибудь занятие, — говорит мне Петя. Хотела ответить, что я уже старая находить себя, но отговорилась частушкой из нашего русского рэпа:
Ко мне дроля подошёл:
Милка, я себя нашёл!
Он нашёл, и я нашла!
Борьба за качество пошла!
А с этими неграми я сколько напереживалась! Внуки меня всё в расизме упрекают. Однажды ехали по негритянскому кварталу и вижу: кругом всё несколько в мусоре, но нет неосвещённых подъездов, парадные хоть и с мусором, но не грязные. Не знаю как правильно сказать: мусор есть, а грязи нет. Видели как стоят стулья на месте, где нужно припарковать машину. Спрашиваю, а почему стулья выставлены?
— Это так занимают места для парковки — отвечает мне Петя.
— А что если кто уберёт стул и поставит свою машину?
— Ему проткнут шины, и он больше никогда не отодвинет чужой стул. Такой неписаный закон.
Негры сидят прямо на панели. Развалились.
— Что это они так расселись? — спрашиваю. И уже открыла кошелёк, чтобы милостыню дать.
— Они так просто сидят — отвечает Маша.
— У нас так не сидят, а если сидят, то рядом шапка — кладите денюжки! — говорю я. — Всё равно что‑то я им не доверяю.
— Кому? — Петя спрашивает.
— Да неграм. Не доверяю и дела с ними иметь не буду.
— Бабушка, а они разве дело какое тебе предлагают? Ты ведь и негров‑то нигде не встречала.
— Ну, не знаю, но что‑то они мне не нравятся — отвечаю я.
— Ты понимаешь, что это в тебе говорит твоё врождённое отношение к чужим, или, по–учёному, априорное. Ты должна с собой бороться и понимать, откуда у тебя это презрение. От страха чужого.
— А от страха, так это что? Как его, страх‑то, преодолеть, если я боюсь их.
— Ты нашла тех, кто ниже тебя.
— Как ниже? Вон какие здоровенные и страшные по улицам бродят. Есть по телевизору и приличные, даже есть красивые, но по улицам вон какая шпана шалдыбашничает.
— Бабушка, ты должна себя сдерживать.
— Не могу я себя преодолеть насчёт «реальности», «априорности». Не понимаю я таких заумностей.
— Ты ведь такая добрая, открытая, беззащитноуступчивая, и как ты можешь быть против негров, чтобы убить всех чеченцев, как клопов? Никак не могу понять как такие разные убеждения уживаются в одном человеке?