Окинув цепким взглядом забравшегося в автомобиль Брига, газетчик по-приятельски улыбнулся мне и протянул руку:
— Какая встреча! Виктор, а я искренне полагал, что ты служишь в специальном дивизионе, а не в криминальной полиции.
Я ответил на рукопожатие и небрежно ответил:
— Просто по старой памяти помогал инспектору Крамеру.
— А господин бывший заместитель прокурора здесь тоже по старой памяти оказался? — уставился на меня Кай.
— Мне понадобилось прояснить один юридический вопрос, а он знает законы как никто другой.
— Даже так? — Дворкин шмыгнул длинным крупным носом, оглянулся на отъехавший от ограды автомобиль и покачал головой. — Знаешь, Виктор, одна птичка принесла мне на хвосте, что Готвальду-младшему предъявлено обвинение в убийстве. Учитывая появление на месте преступления столь влиятельных фигур, может получиться отличная история для вечернего выпуска. Не находишь?
— Дерзай, — усмехнулся я. — Будет забавно узнать от Анны подробности завтрашней планерки. Говорят, ваш босс терпеть не может приносить извинения за публикацию непроверенных фактов. Слышал, он хранит клюшки для гольфа у себя в кабинете; лично я бы на твоем месте заранее ушел на больничный.
— Ты знаешь что-то, чего не знаю я?
— Я знаю массу таких вещей. Например, чему равен корень кубический из пятисот двенадцати.
— Встретимся в четыре в «Принципе», тогда придержу материал.
Я смерил Дворкина с головы до ног полным превосходства взглядом и махнул рукой:
— Черт с тобой, договорились. Но предварительно позвони мне в управление.
— У вас есть другой подозреваемый?
— Увидимся, — рассмеялся я и зашагал к инспектору Крамеру, уже распахнувшему дверцу полицейского автомобиля.
— Восемь! — вдруг крикнул мне вдогонку Кай.
— Что?!
— Кубический корень из пятисот двенадцати — это восемь!
— Кто бы мог подумать, — фыркнул я и, забравшись на заднее сиденье, устроился рядом с Петром. — А где Вилард?
— В отдельной машине поедет, — пояснил инспектор и попросил водителя: — Артур, трогай.
Утро не задалось, день выдался ему под стать.
Вилард оказался крепким орешком и заставил нас попотеть. Он, будто захватившая блесну щука, то уходил на глубину, рассчитывая укрыться среди коряг, то кидался из стороны в сторону в надежде порвать леску.
Короче говоря — то разыгрывал возмущение и отмалчивался, не желая отвечать на неудобные вопросы, то вешал нам на уши откровенную лапшу. И жену-то он не убивал, и о ее интрижке ничего не знал. А слышавшие крики и ругань соседи точно что-то напутали, поскольку он вообще никогда в жизни не ссорился с покойной.