Не повезло, однако, этому замечательному пилоту и человеку. Перед самым вылетом на север выявились неполадки в моторе его самолёта. В результате в Ванкарем Водопьянов и Доронин добирались самостоятельно напрямую над горами Чукотского полуострова, чтобы не опоздать к завершению спасательных работ.
Тем временем на льдине, по выражению одного из челюскинцев, напряженно следили, как «стягивалось кольцо стальных птиц. Всё меньшее и меньшее расстояние отделяло их от лагеря. Не сегодня завтра все они нагрянут сюда, к нам. В лагере челюскинцы шутили: «Я полечу на “Юнкерсе”, — говорил один; другой хотел лететь на Р-5, третий — на “американке”, четвёртый — только на дирижабле, а некоторые всё-таки упрямо хотели оставаться на льдине до прибытия “Красина”» (Васильев, т. 2, 1934, с. 300).
7 апреля в лагере один за другим сели три самолёта: Слепнёва (доставившая Ушакова), Каманина и Молокова. С этого дня обозначился успех эвакуации, хотя никто не мог назвать конкретной даты её завершения. Предполагалось провести эвакуацию по строгой очередности, намеченной первоначально ещё вскоре после вывоза детей и женщин — 5 марта, хотя список отправляемых на Большую землю впоследствии неоднократно уточнялся, в основном с учётом мнения врача Никитина. Однако приходилось учитывать и многое другое. «На льдине первое время нервничали строители. Но им было, по мнению “комиссара” Боброва, нетрудно внушить, что спасение их в одинаковой степени важно правительству, как и спасение любого научного работника. Вскоре они убедились, что очередность эвакуации со льдины после отправки женщин и детей проводится только по одному признаку — по состоянию здоровья, и они с этим согласились» (т. 2, с. 113). Ушаков подтверждает: «Положение, профессия или учёная степень не имели в этом списке никакого значения. Рядом стояли плотник, учёный, штурман или кочегар. Последними в списке были радист Кренкель, начальник аэродрома Погосов, капитан Воронин и начальник экспедиции Шмидт. Этот список выполнялся в точности. Исключением был тяжело заболевший Шмидт…» (т. 3, 1934, с. 25–26).
Составленный список был вынесен на «всенародное» обсуждение, результаты которого Бобров описал следующим образом: «По списку не было никаких замечаний. Не было ни с чьей стороны протеста относительно того, что вот такой-то, мол, не попал в список. Не было ни одной просьбы об отправке сейчас… Если и послышались возражения, то только о том, что кой-кому хотелось не лететь в первую очередь, а передвинуться в какой-нибудь дальний список… Когда 7 апреля Молокову и Каманину удалось перевезти на берег пятерых наших больных товарищей… снова начались требования об отправке в последнюю очередь… Человек 30 категорически заявили, что они улетят в последнем десятке… Создавалось некоторое затруднение… Шутя, я предложил: