Но однажды Таргай захватил караван, очень богатый караван. Но самым прекрасным сокровищем, которое попало в его руки, была прелестная гурия, дочь хана Бугай-Теймура. Хан Бугай происходил из Чингизова рода, и потому и он сам, и вся родня его в неисчислимом множестве принялись ловить отряд Таргая, дабы казнить его лютой смертью. Но Таргай был ловок и раз за разом избегал западни.
И все же, ускользая, он оказывался все дальше и дальше от родных мест. И однажды тропа завела беглецов в такие земли, о которых не слыхивал прежде никто из его воинов. Местные жители не советовали идти далее в пустыню, именуемую Аль-Ахкаф. Они предупреждали, что лишь самые храбрые караванщики осмеливаются вступать в нее, ибо, по слухам, там расположен вход в царство шайтана.
Правда, некоторым храбрецам удавалось пройти Аль-Ахкаф от начала до конца, и не просто дойти живыми, но и обнаружить многие богатства. Именно это и влекло многих смельчаков в знойные пески Аль-Ахкафа. Но немногие выходили из них, и никто не мог более отыскать следов исчезнувших караванов, ибо пустыня та подобна морю, и барханы, точно штормовые волны, перекатываются по глади ее.
Местные жители, селившиеся на самом краю этого песчаного моря, отказались дать проводников.
Но Таргай был храбр, очень храбр, и решил, что именно здесь он сможет оторваться от преследования и навсегда избавиться от ханских ищеек. Он взял еды и питья и устремился туда, куда вело его солнце — к закату. Все шло хорошо, если только путь в такой пустыне может быть хорош, покуда Таргай и его люди не отыскали среди пустыни мертвый караван. Там было много золота, много пряностей. Никогда еще столь богатая добыча не доставалась Таргаю столь малой ценой. Но мой отец заметил одну странность и сказал о ней предводителю: он увидел, что караван шел совсем не на запад, а на север.
— Так, значит, там есть оазис, — возликовал Таргай. — Караванщик знал, куда идет, но песчаная буря не дала ему достигнуть цели.
Он велел изменить направление движения, и отряд шел еще два дня, выбиваясь из сил, пока не увидел впереди башни.
— Это был мираж? — предположил Хасан.
— Это было похоже на мираж, — на ухо дервишу прокричал узник. — Это был мираж миража.
— Я не понимаю твоих слов, Али, сын Аллаэддина.
— Когда ты приближаешься к миражу, он отдаляется или исчезает вовсе. По словам отца, эти башни не отдалялись. Вскоре уже был виден прекрасный город, равного которому ни Таргаю, ни Аллаэддину, никому из воинов не доводилось видеть. Но вскоре стало понятно, что и стены, и городские башни лишь обман — зыбкое марево! Но ветер разбивался о них, и песок обтекал, точно они были из камня. Мой отец стал уговаривать Таргая повернуть, ибо ничего хорошего нельзя ожидать оттого, чего не может быть, но что есть. Таргай лишь отмахнулся. Он поклялся, что заночует в этом городе. Отец сказал, что не последует за ним, и остался у крепостных ворот. Все же остальные пошли за предводителем. И как только последний всадник въехал в распахнутые ворота, те захлопнулись за ними. И в этот момент отец увидел, что города больше нет, и лишь на месте башен, угрожающе вращаясь, стояли неподвижно черные песчаные смерчи.