— Теперь понятно, отчего ты простоял здесь столь долго. Взять эту крепость штурмом не сможет никто. Осада же, не сочти за обиду, и вовсе глупость. Покуда нет средства прекратить доставку продовольствия и снаряжения по морю, осаждать Константинополь — все равно что осаждать Луну.
— До недавних пор я тоже думал так и сокрушался, что не знаю средства, дабы одолеть моих врагов. Но теперь Аллах услышал мои слова. Я и пред самим Иблисом, врагом рода человеческого, порази Господь его молниями в главу и чрево, поклянусь что нет на земле стен, которые бы устояли пред моим доблестным другом Тимуром!
— И братом, славнейший Баязид. Ибо все мусульмане — братья.
— Ну конечно, как может быть иначе! Моим храбрым старшим братом. Я настолько уверен, что Константинополю не устоять, что хочу предложить тебе подумать и о следующем шаге. Зато время, которое понадобится тебе, чтобы захватить столицу ромеев, я с войском отправлюсь к Дунаю, приведу к покорности изменников-сербов и приготовлю все для нашего дальнейшего похода.
— Твои речи, как всегда, образец высокого ума, Баязид. Но расставание с тобой наполнит душу мою стенанием и глаза слезами. Я верю, что Создатель предаст нам эту землю в руки столь же щедро, как прежде отдал все прочие царства. Погоди немного, праведный султан. Тем паче, — Тамерлан сделал паузу, — я слышал, что немалая часть войска, оставленная тобой блокировать Константинополь, услышав о досадной ссоре между нами, страшась неведомого, перешла на сторону гяуров. Теперь они в крепости. Уверен, брат мой Баязид, что, увидев наш душевный союз, они вернутся под твое знамя, и ты поведешь их к дунайским кручам, дабы свершить праведную месть изменникам-сербам.
Султан молча склонил голову:
— Ты как всегда мудр, мой старший брат.
— Яви же себя защитникам крепости. Пусть увидят они, что ты свободен, и верные следуют за тобой, как и прежде.
Баязид склонил голову и повернул коня. Тимур долго, не отрываясь, смотрел вслед удаляющейся кавалькаде, пока не скрылся в облаке пыли красный раздвоенный клинок Зу-аль-Факкар. Когда же всадники исчезли из виду, Тамерлан усмехнулся и поманил к себе стоявшего поодаль дервиша.
— Ты слышал нашу беседу, мудрый Хасан Галаади?
— Слышал, властитель правоверных.
— Что думаешь ты?
— Мне не сказать лучше пророка, а он, как пишет о том ат-Термизи, обратился как-то к сподвижникам своим: «Сказать вам, что может быть лучше, чем соблюдение намаза, поста и раздачи милостыни?» Они ответили ему: «Скажи нам, о посланник Аллаха». И он провозгласил им: «Улаживание раздоров, ибо последствия их подобны сбриванию, но не волос, а веры».