— Мне рассказывали о Смирне. Покуда не будет пресечена морская дорога из Венеции туда, взять крепость невозможно. Поэтому флот должен стоять у стен этой твердыни как можно скорее. Сухопутные войска уже двинулись в путь.
— Но есть силы, которые превыше человеческих. Никто не волен изменить путь урагана. Можно лишь полагаться на милость божью и ждать…
Лицо Тамерлана помрачнело, будто наварх, походя, хлестнул его по щеке.
— Один Аллах велик, — сверкая глазами, процедил он. — И он дал мне силу повелевать. Всякий, кто противится мне, — изменник, и обречен на смерть. Завтра утром леванты будут выстроены на палубах кораблей. К полудню я и мой верный друг и собрат Мануил будем принимать парад флота на императорской каракке. А потом мы пойдем к Смирне.
— Но, друг мой, — с тревогой начал Мануил, — как же ураган?
— Урагана не будет, — сквозь зубы процедил Тамерлан и, развернувшись к свите, задал вопрос: — Кто из вас, верные мои, желает, подобно мне, отправиться к Смирне по волнам?
Привыкшие к степям лихие наездники замялись, опасаясь менять верного коня на своенравные волны.
— Я почту за честь, — негромко, но четко произнес Хасан Галаади.
* * *
Море лениво плескалось у пирса. Ветер с явной неохотой переползал с реи на рею, надувая паруса галеасов ровно настолько, чтобы корабли без труда могли совершать маневры. На легкой зыби Мраморного моря скользили быстроходные многовесельные галеры, огненосные дромоны, грозные каракки с боевыми площадками на баке и юте, полными султанских левантов.
Вокруг строя эскадры вились легкие османские самбуки, прикрывавшие тяжелые корабли от внезапных атак брандеров.
Наварх императорского флота смотрел на Тамерлана. В его взгляде сквозь почтение проступал неподдельный ужас. Вскоре после полуночи ему сообщили, что буря, уже ворвавшаяся в Дарданеллы, вдруг ослабла, точно выдохлась. А к утру от нее не осталось и воспоминания. Яркое весеннее солнце, легкий ветерок — живи и радуйся. Так бы наварх, вероятно, и поступил, но весь его тридцатилетний опыт плавания в этих водах гласил, что такого быть не может.
Между тем Железный Хромец стоял на капитанском мостике рядом с императором, удивленным, кажется, не меньше наварха, и невозмутимо созерцал мерное движение волн. В отличие от большинства соратников и советников, с явным опасением разглядывающих корабли, он улыбался, неспешно переговариваясь то с василевсом, то со стоявшим за его спиной Хасаном Галаади.
— Великий Чингисхан, мир праху его, до самых последних дней своей жизни мечтал дойти до Последнего моря. Ему не удалось, хотя нет и не было человека более могущественного, чем мой великий предок. Но если бы я желал лишь завершить дерзновенный замысел Чингисхана, я бы легко сделал это. Для таких кораблей нет последнего моря.