— Книжку я не читал и читать не буду. Обида осталась не на него, а на нас самих. Когда с человеком дружишь и работаешь, то тянешь время перед расставанием до последнего. Тебе кажется: ну, еще разочек попробуем. Вдруг все образуется и будет хорошо. Хотя понимаешь: не образуется, не будет… И тут тянуть не надо. Это потерянное время. В конце концов эти люди все равно отваливались.
— И даже Ильченко?
— У Юрки масса талантов, кроме одного. Он не в состоянии сам себя реализовывать. Мало того, он и другим это не очень позволяет. Он разгильдяй внутри, совершенно хипповый человек. Каким был, таким и остался. А эта философия не предполагает серьезной деятельности вообще.
— Как-то вы сказали, что ваши корни — это Beatles и Окуджава.
— Именно так. Окуджава на меня оказал огромное влияние. Я его услышал за 10 лет до «битлов», совсем маленьким. Это было на даче, которую мы снимали в Загорянке. У родителей моего товарища Дмитрия Войцеховского — они жили по соседству — был магнитофон, и Окуджава был записан вперемежку с какой-то блатнятиной. Я уже тогда отделил одно от другого и поразился этой разнице. А что такое, в сущности, «Машина времени»? Настроение Окуджавы легло на музыку Beatles, вот и получилась «Машина».
— Вы считаете Окуджаву нетипичным шестидесятником?
— Конечно, нет. И вообще я не понимаю, что такое типичный шестидесятник. Типичными бывают только посредственности. Интеллигентские настроения 60-х были пестрыми. Я жалею, что по возрасту немного не застал это удивительное время. Но нам досталось другое, не менее веселое — конец 70-х, когда рухнула вся эта бодяга и многое стало возможно. За мной перестали ходить искусствоведы в штатском. А что касается Окуджавы, то именно с его песен я начал осваивать гитару. А в конце семидесятых Лена Камбурова взяла меня на концерт Окуджавы в Студенческий театр МГУ. И там случилось страшное. Окуджава отвечал на записки, и вот его спросили, как он относится к «Машине времени». Окуджава ответил, что ему это неблизко. И тут же прочитал конец вопроса: «Ее лидер Андрей Макаревич находится в зале». «Какая разница, кто как к кому относится!» — раздраженно бросил он. Я готов был провалиться сквозь землю. Спустя много лет мы познакомились. И первое, что я услышал от Булата Шалвовича, было: «Ради бога, извините меня за ту дурацкую историю с запиской на концерте!». Я был потрясен. Окуджава был удивительным человеком.
— Потом был проект с Юзом Алешковским…
— Я знал и любил его книги, но поскольку не предполагал, что когда-нибудь в жизни окажусь в Америке, то мы и не знакомились. А когда я приехал в США, мы встретились и засели в «Русском самоваре», модном эмигрантском кафе у Ромы Каплана. Юз запел, аккомпанируя стуком вилки по столу. Я взял гитару, начал подыгрывать. Возникла идея записать альбом — и не теряя времени, я арендовал студию, мы записали все под мою гитару. Я привез эту болванку в Москву, и уже тут мы с Кутиковым наложили где барабаны, где баян, где балалайку. Получился альбом «Окурочек». В следующий мой приезд Юз показал пластинку Иосифу Бродскому, который сидел в том же самом кафе. А тот неожиданно сказал: «Может, и мне альбом записать?» Он, как я понимаю, пошутил. А я понял, что можно сделать уникальную пластинку. В общем, я его уговорил. Студия была готова. Бродский пришел и, как заклинание, прочитал цикл своих ранних питерских стихов. Если вы слышали, как он читает, вы поймете, о чем я. Единственная проблема была с обложкой: художник тянул время. И пока мы отдавали пластинку на оформление другому художнику, Бродский умер. Так ее и не увидел. С Юзом мы дружим и общаемся до сих пор. Он великий человек, мудрец. Наше поколение и чуть старше знают его очень хорошо, но остальные меньше. Потому что пишет он в основном про эпоху Сталина и советскую власть, которую он ненавидит, а это, к сожалению, волнует сегодня все меньше людей. Однажды Юз приехал ко мне, мы решили устроить праздник и поехали на рынок. Когда загрузились, я сказал что-то восторженное по поводу прекрасности происходящего — и тут же въехал в зад какому-то жигуленку. Жигуленок рассыпался на куски. А Юз назидательно сказал: «Запомни: ангелы слышат мысли, а бесы — слова. Поэтому о хорошем достаточно подумать, трындеть необязательно».