Стали поминать Артемьева. Ровесники помнили его ребенком и молодым парнем. Роза все это слышала не раз: как Артемьев мальчишкой тонул в полынье, как его спасли. И он спасал, когда вошел в силу. Заботился о деревне, доставал доски и гвозди через свои каналы. Тогда ведь ничего нельзя было достать. А жить надо было.
Сейчас – другое время. Бессовестное. За деньги можно все. Только где их взять, деньги?
Бывший председатель колхоза, а ныне просто фермер, завел страусов. Страусиные яйца – это тебе не куриные.
– Но они же бегают, – заметила цирковая похихишница.
– Бегают, когда жизнь заставляет. А тут им еду в загон приносят. Куда бежать?
Соседка Артемьевых Зоя стала рассказывать, что в соседний колхоз заехали американцы – муж и жена. Организовали фермерское хозяйство. Сами молодые, красивые. Коровы мытые, сытые. В коровнике чисто. Доят по компьютеру. Вся деревня работает вместе с американцами. Никто не пьет и не матерится. Культурно разговаривают.
– А почему не матерятся? – спросила Людмилочка. – Американцы же не понимают. И коровам все равно.
– Не хочется грубостей, – объяснила Зоя. – Хочется культурно. Надо бы и в нашу деревню пару американцев.
– А русские не могут? – спросила цирковая похихишница.
– Не могут, – спокойно сказал фермер. – Нет культуры труда.
– Научатся, – помечтала Роза.
– Может, когда-нибудь научатся. Сколько стояла советская власть? Семьдесят лет. Вот считай: семьдесят на обратную раскрутку.
– Алексей петь любил, – напомнила Елена. – Давайте споем его любимую.
– Пел мимо нот, но громко, – вспомнил Гена, Зоин муж.
Гена поставил на колено гармонь, развернул мехи. Запел. Голос у него был хрипловатый, но пел он хорошо. Людмилочка с удивлением посмотрела на Гену. Он пел не хуже эстрадных певцов, если не лучше.
– За рекой, за лесом… – начал Гена. – Солнышко садится…
– Что-то мне, подружки, дома не сидится, – подхватили деревенские. Они разделились на голоса. Выстраивался хор.
– Сладкая истома, черемухи цвет…
Похихишницы не выдержали, влились в хор.
– Усидишь ли дома в восемнадцать лет…
Как они пели… Как рвалась душа на волю.
Елена глядела на поющий стол. Все объединились и слились в одно. Не было городских и деревенских, богатых и бедных, победителей и пораженок, законных жен и случайных похихишниц.
Все объединились в одну большую душу, как во время молитвы.
Артемьев лежал под елью. Земля еще не слежалась и пропускала звуки. Он слышал голоса, сплетенные в песню. Это были голоса тех, кого он любил в течение жизни. Они звучали так красиво и всепрощающе. Возможно, это пели ангелы. А может быть, просто шел дождь…