— Да нет, ничего.
Он посмотрел на Ренату и снова вспомнил аэропорт.
Он работает на Ренату и с Ренатой. Она привезла его в этот замок. Кто отдал ей этот приказ? Большая, громадная Шарлотта в центре своей паутины? В определенных дипломатических кругах он имел репутацию ненадежного человека. Возможно, он мог бы быть полезен этим людям, но полезен в ничтожной мере и в довольно оскорбительном смысле. И он вдруг подумал, с множеством вопросительных знаков: «Рената??? Я рискнул ей помочь во Франкфуртском аэропорту, но я не ошибся, все прошло нормально, и со мной ничего не случилось.
И все-таки: кто она и что собой представляет на самом деле? Я не знаю, я не могу ни в чем быть уверен. В нынешнее время вообще нельзя быть уверенным ни в ком, абсолютно ни в ком. Может быть, ей приказали меня добыть и вся эта франкфуртская история была умело спланирована с учетом моей склонности к риску, специально чтобы я поверил Ренате и стал ей доверять».
— Давайте снова пустим лошадей в галоп, они уже слишком долго идут шагом.
— Я не успел спросить: какова ваша роль во всем этом?
— Я выполняю приказы.
— Чьи?
— Всегда существует некая оппозиция. Есть люди, которые подозревают о грядущих событиях и убеждены, что этого не должно случиться.
— И вы на их стороне?
— Да, я так говорю.
— Что вы имеете в виду, Рената?
— Я так говорю, — повторила она.
— А тот вчерашний юноша…
— Франц-Иосиф?
— Его так зовут?
— Это имя, под которым его знают.
— Но у него есть и другое, не так ли?
— Вы думаете?
— Но ведь он же и есть Юный Зигфрид?
— Вы таким его увидели? Вы поняли, что он играет именно эту роль?
— По-моему, да. Юноша-герой, арийский парень — в этой стране он непременно должен быть арийцем.
Здесь ничего не изменилось: сверхнация, сверхчеловек.
По происхождению их герой должен быть арийцем.
— О да, это тянется со времен Гитлера. Об этом не всегда говорят вслух, а в других странах этому не придают большого значения. Южная Америка, как я уже говорила, один из оплотов, а еще Перу и Южная Африка.
— А чем занимается наш Юный Зигфрид, кроме того, что хорош собой и целует ручку своей покровительнице?
— О, он прекрасный оратор. Он произносит речи, и его сторонники пойдут за ним до конца.
— Это и в самом деле так?
— По крайней мере, он в это верит.
— А вы?
— Думаю, я могла бы в это поверить. Ораторское искусство, знаете ли, страшная вещь. Удивительно, как может воздействовать на служителей голос, как могут воздействовать слова, даже не особенно убедительные…
Его голос звучит как набат, женщины плачут, вопят и падают в обморок, когда он к ним обращается. Вы сами это увидите. Вчера вы видели разодетый конвой Шарлотты: люди в наше время так любят наряжаться! Их можно увидеть повсюду, в разных местах они одеваются по-разному, некоторые — с длинными волосами и при бородах, девушки в струящихся белых ночных рубашках, и все они говорят о красоте и чудесном мире, мире юных, который будет им принадлежать, когда они как следует разрушат старый мир. Первая страна молодых была на западе Ирландского моря, не так ли? Все выглядело очень скромно, не так, как планируется сейчас: там были серебряные пески, солнечный свет и волны прибоя… Но теперь мы жаждем анархии, хотим разрушать и уничтожать. Только анархия устроит тех, кто ратует за нее. Это страшно, и это поразительно по своей жестокости, потому что неизбежно оплачивается болью и страданием…