Если же честно… Стоит только серьезно задуматься о судьбе закопавшихся под землей людей, и к выводам приходишь совершенно иным. Никакой второй попытки не будет. А само выживание превратится в растянувшийся на долгие годы и оттого еще более мучительный конец.
Вдвойне мучительный. Потому что, умирая, люди будут вспоминать содеянное ими там, наверху, на поверхности Земли. У них хватит времени обо всем поразмыслить перед смертью.
В один год с "Кантатой на смерть Лейбовица" вышла книга, которую заметили и высоко оценили такие выдающиеся борцы за мир, как Лайнус Полинг и Бертран Рассел, — роман Мордекая Рошвалда "Уровень 7".
…На сей раз мир погиб просто по ошибке. В живых остался только персонал сверхсекретного подземного центра управления ядерными ракетами. Отсюда планировалось нанести удар возмездия. Все было рассчитано: при атомной атаке на "Уровне 7" успели бы нажать соответствующие кнопки… Дневник безымянного офицера (имен у жителей убежища нет, они заменены цифровыми индексами), последнего летописца атомной эры, опускающегося все ниже и ниже, с уровня на уровень, никто на поверхности никогда не прочтет. Те, кто составлял проект убежища, не предусмотрели лифтов и эскалаторов, идущих вверх… Пропитания, энергоресурсов у выживших — на добрые сотни лет; но вот солнца ни они, ни их дети никогда не увидят.
До боли ясный образ-символ всей постатомной фантастики. Раз нажав роковую кнопку, человечество никогда не выберется на поверхность.
И вздрогнул мир, и затих — распорот!
Ссутулясь от войн, приподнявши ворот,
Они уходили в подземный город,
Сами, наверно, не зная тогда,
Что не вернутся уже никогда
>[89], —
написал четверть века спустя западногерманский поэт и писатель Эрих Кёстнер.
…В массе своей постатомная фантастика представлена американскими авторами. Но не только в Соединенных Штатах были озабочены судьбой цивилизации, прошедшей через горнило ядерной войны. Может быть, эта проблема в первую очередь затрагивала, должна была затронуть, как раз писателей-неамериканцев. Одно дело престиж, амбиции "сверхдержавы" и совсем другое — ощущения безвинных заложников в ядерной игре.
Тем не менее подобных примеров почему-то немного. В библиографиях встречаются произведения шведа Свена Хольма, венгра Питера Жолдоша, итальянца Ливио Хораха; рассказы и отдельные книги японских фантастов. В своих розысках самых ранних, созданных еще в первое десятилетие после Хиросимы примеров такого рода я обнаружил только два романа французских авторов — Р. Б. Брюсса и Рене Баржавеля.
Но нашему читателю, без сомнения, известна одна такая книга писателя-неамериканца. Дебют в научной фантастике молодого тогда польского врача и начинающего литератора — роман "Астронавты" Станислава Лема.