.
Не знаю… Можно, конечно, проводить скрупулезный научный анализ романа Уэллса, отдать должное отдельным описаниям (вроде процитированного в начале главы), сделанным как будто "с натуры", — но меня больше поразило в этой удивительной книге другое. Пронзительно-ясное осознание того, что несет в мир атомное оружие: "После атомных взрывов все международные споры словно утратили всякое значение… Ибо нам стало совершенно очевидно, что эти бомбы и те еще более страшные силы разрушения, предтечами которых они являются, могут в мгновение ока уничтожить все, созданное человечеством, и порвать все существующие между людьми связи">[11].
Одна эта фраза, которую впору поместить на плакат какого-нибудь современного конгресса миролюбивых сил, — произнесенная в канун первой мировой войны! — перевешивает в моих глазах все естественнонаучные ошибки и социальные заблуждения фантаста.
Три десятка лет отделяют это художественное провидение от канцелярского отчета исполнителей бесчеловечного приговора Хиросиме и Нагасаки. Три десятилетия, за которые "фантастика" стала ощутимым фактом реальности.
…Когда у меня впервые возник образ атомных часов, которые автоматически включают, как только над полигоном завыла сирена, извещая о часовой готовности?
Наверное, после бесед с Полом Брайнсом во время того конгресса врачей. Во всяком случае, помню, мы заспорили, какой год считать официальным вступлением человечества в атомную эру, и как-то сама собой родилась модельная ситуация: уплотнить время, представить десятилетия "до Хиросимы" как минуты, отсчитанные атомными часами.
Минуты до взрыва, перевернувшего все в нашей жизни. Разрушив многие старые ценности и воздвигнув новые, он и все-то наше существование наполнил каким-то необычным новым смыслом, незнакомым предшественникам.
Точную схему перевода воображаемых атомных часов на привычную шкалу лет и десятилетий я придумал позже, когда внимательно вгляделся в заглавие книги Брайнса.
1895 год. От даты атомного крещения человечества — ровно полвека. Это чуть больше 18 тысяч дней, сколько-то часов и минут. Если уплотнить их, сжать пружиной в один-единственный час полной готовности всех полигонных служб…
В таком случае на один реальный год, прожитый нашей цивилизацией в период объявленной готовности, придется 72 секунды, отсчитанных на светящемся циферблате атомных часов. Хотя, почему светящемся? Вероятно, часы и сами по ходу дела претерпят удивительную метаморфозу — от каких-нибудь массивных "Павел Буре" с боем, которые быстро сменит тихо щелкающий хромированный секундомер на цепочке, до первых ламповых электронных индикаторов. Эти-то появятся