– Хорошие «треники»! – воскликнул Турецкий. – Спроси у Ирки, сколько «евриков» она заплатила за этот костюм! Тебе плохо станет. Как было со мной. Это ж какой-то там… Ковалли, что ли? Она говорила, чуть ли не эксклюзив, сечешь, башка генеральская? Как я Ирке-то теперь скажу? Пусть твой Лешка компенсирует! Намекни ему, что я не сильно обижусь, если костюм случайно окажется в доме, да в таком месте, куда я его положил и тут же забыл куда. В нашем с тобой возрасте такие «оплошности» нередко случаются. А у меня, ты уже и сам чувствуешь, обнаружится вдруг повод поверить в то, что генерал верно оценил ситуацию и готов принять решение, которое устроит всех без исключения.
– Ну вот, а говоришь, будто не знаешь, что делать!
– Но это уже не моя прерогатива, Славка. Тут тебе все карты в руки. Звони, договаривайся, потом поставь меня в известность. И еще имей в виду, что в уголовном деле, если таковое возникнет, ты даже свидетелем выступить не сможешь, ибо являешься лицом, извини, кровно заинтересованным. Вот как ты уже обложен своим будущим родственничком! И я почти уверен, что он это отлично понимает и потому твой «легкий» намек воспримет правильно. Да и я, в конце-то концов, вовсе не намерен раскручивать дело этого оглоеда, пусть им другие занимаются, если захотят. А ты, как человек умный, а также мой большой старинный и преданный друг, который хорошо знает характер Турецкого и его решительность в некоторых ненормативных, скажем так, ситуациях, можешь не просто намекнуть ему, а откровенно дать понять, что абсолютно уверен во мне. И твердо знаешь, что я не совершу необдуманных поступков. Не посоветовавшись, в любом случае, предварительно с тобой. Так что ему и опасаться, в общем-то, не придется. Даже негромкий и худой мир между нами с ним лучше любой громкой ссоры. Потому что за ним – всего лишь министерство, да и то далеко не полностью, а за мной – помимо Генеральной прокуратуры, еще и вся широкая пресса, которой только дай подходящий повод рассказать, что таится под генеральскими погонами, какая сука. Но про девочку, у которой я пребывал в шкафу, ты, Славка, смотри, – ни-ни, ни словом, ни намеком! Иначе никакие чувства не помогут.
– Ладно, быть посему… Ах, как расстроил ты меня!..
«Расстроился он, видите ли! – мысленно воскликнул Турецкий. – А, между прочим, это мой-то костюмчик – ту-ту!.. Значит, сюда могла забраться ментярская агентесса? Интересно, как она выглядит, если свободно курит и разбрасывает в местах своего тайного посещения дорогие сигаретки?.. И ворует чужую одежку?.. А не проверить ли нам, Александр Борисович, на кого опирается господин бравый генерал-любовник?.. Может, и нам на то же самое опереться? Или лучше, как иногда говорят, облокотиться?.. Нет, костюмчик-то жалко, хороший был костюмчик…»