Тетка охотно пошла на контакт.
– Да мне рожа этого, с коробкой, сразу не понравилась. Свой свояка… – Сонька беззубо заулыбалась.
– Явно бандит, и явно сидел. Но за пятихатку коробку врачам передать – это нам раз плюнуть. Мне, вишь, как раз в тот вечер очень деньги понадобились.
– А подробно описать его сможете?
– Да че там описывать! Звериная рожа. Ну зверюга, точно говорю. И морда, и взгляд, и ручищи. – Сонька артистично изобразила «зверюгу», скроив гримасу, которая не прибавила привлекательности ее и так не слишком одухотворенному лицу.
Снова пришлось проявлять настойчивость, чтоб вытянуть из бабы приметы звероподобного. В результате Дмитрий покидал станцию «Голодня» в отличном расположении духа. Информацию он добыл.
Сергей Георгиевич приехал среди дня домой перекусить и собраться в домашней обстановке с мыслями. Быстров развелся пять лет назад, прожив не то чтобы в несчастливом, но в каком-то бессмысленном, никчемном браке восемь лет. Он оставил супруге однокомнатную московскую квартиру и осел бобылем на своей благоустроенной даче под Эм-ском. Дачу эту еще его отец, полковник МВД строил. Добротный домик, но отнюдь не новорусский «бельведер», как говорил сосед Митрич про особняки и коттеджи, которые как грибы после дождя вырастали вокруг в самых неожиданных местах.
Через пару часов следователь должен был еще раз допросить монаха Иова, сиречь Игоря Максимовича Иванова, и отпустить. Никаких связей священника с бандой «блондинки», а в существовании банды Сергей Георгиевич теперь был уверен, не прослеживалось. Утром Быстров побывал в московской лавке Иова. Торговлю спешно свернула гражданская жена Иванова, Любовь Владимировна Еленина, симпатичная фигуристая женщина лет тридцати пяти: подавленная и заплаканная, но не утратившая так и бьющей от нее сексуальности. «Вот ведь любят красивые бабы таких вампирчиков мелких!» – раздраженно подумал Быстров, глядя на ловко орудующую с замками ларька, по-хозяйски копошащуюся в утвари Еленину. Ни она, ни другая продавщица, милая бабулька-москвичка, живущая неподалеку, не опознали «ведьму». Шатовская кличка прилипла к блондинке намертво, а мастерски нарисованный им карандашный портрет убийцы являл собой отличный фоторобот. Поговорив с продавцами соседних палаток, Быстров уезжал из Москвы с многоголосым «нет» в голове: не видели, не знаем, не было… Вообще от новостей последних суток голова шла и кругом и эллипсом – скорее всего эм-ские и московское убийства объединят в одно дело. Сложнейшее, с тремя трупами и покушением на убийство – в «довесок» к крупной краже. И достанется оно явно Быстрову.