– Какой же ты у меня взрослый, сынок!
Затем расплакалась и прижала к груди.
– Ты не злишься, мам? За мой поступок? Я ведь даже не посоветовался!
Она улыбнулась сквозь слезы.
– А ты бы меня послушал?
Я тоже обнял ее крепко-крепко. Нет, не послушал бы. Мама – святой человек, но серьезные решения мужчина должен принимать сам, иначе он не мужчина, а тряпка. И этому меня тоже учила она.
– Мам, я все равно тебя люблю! Больше всего на свете! Я никогда не предам и не подведу тебя!
– Я знаю. – И она разрыдалась.
Когда она успокоилась, я все-таки спросил:
– Ну, так как ты относишься к моему поступку?
Мама промокнула платком последние слезы и выдавила улыбку.
– Все-таки решил спросить благословения?
Я кивнул.
– Мне будет тяжело там, зная, что ты осуждаешь и злишься.
Она сделала попытку рассмеяться.
– Ладно, что уж теперь спрашивать. Иди, раз решил! Если это для тебя так важно. Но что бы ни случилось, что бы ты ни сделал, помни, я всегда с тобой, и ты всегда можешь на меня рассчитывать. На мою любовь и поддержку.
Я поднялся и обнял ее:
– Спасибо, мам!
– Она тебе понадобится. Поддержка. – По ее губам промелькнула тень улыбки. – И гораздо раньше, чем ты думаешь.
Помолчали.
– А то, что меня могут там убить? Как к этому относишься? Все равно отпускаешь?
Мама вновь улыбнулась, на сей раз улыбкой умудренной опытом женщины.
– Все мы смертны, сынок. Все умрем. Всевышнего не обманешь. А погибнуть просто так, не из-за чего, по дури, она тебе не даст. Защитит. Иди с миром.
Я склонился. Она перекрестила меня.
– И пусть твоя дорога всегда ведет к победе. Любая дорога.
– Спасибо, мам, – только и смог выдавить я.
Я не спросил, кто такая «она». Понял.
Следующие дни пролетели как в тумане.
Наутро после первого раза в доспехах я еле встал. Подняла меня, как ни странно, мама, у которой был выходной, сам бы я не поднялся. Больно было пошевелиться, не говоря о том, чтоб одеться или сделать что посерьезнее.
Мама после вчерашнего разговора прониклась, поняла меня, не стала вставлять палки в колеса. Дескать, если ты так решил, сынок, так тому и быть. Я не думал, что будет так легко, ждал накладок, но их не последовало. Она не кривила душой, и даже красочное описание кровавого Полигона, почерпнутое мною из разговоров с Катариной, не произвело на нее впечатления. Что ж, мама есть мама, а моя мама – лучшая на свете.
В машину к Катарине я еле залез, часы в этот момент показывали почти без пятнадцати. Та, несмотря на следы бурной бессонной ночи на лице, цвела и пахла, находясь в превосходном расположении духа, потому не сделала втык за опоздание, и вообще всю дорогу посмеивалась надо мной. Однако когда мы доехали, вдруг грубо вытащила из машины и дала самого настоящего пенделя. Да так резко и сильно, что я, не успев среагировать, позорно растянулся на бетоне.