— Верно, — согласились другие. — Только как же его возьмешь? Никто ему не разрешит с нами ехать.
— Сеньоры, я могу залезть под скамейку и пролежать до самого Моралеса, — обрадованно заговорил Педро. — А там вы мне скажете, и я потихоньку спрыгну через задний борт, где-нибудь на повороте! Никто ничего и не узнает, вот увидите!
— Слушай, парень, — сказал солдат. — Ты знаешь, что в Моралесе сейчас дерутся?
— Как дерутся? — переспросил Педро.
— А вот так. Там сейчас эти типы, что перешли сегодня границу. Ты это учитываешь?
У Педро захватило дух. Вот это называется попасть в точку!
— Но сеньор, тем более — не могу же я оставить там свою старушку!
— Ну что ж, это тоже верно. Ладно, полезай, поедешь с нами… если уж„так хочется.
Три запыленных джипа — очевидно, они прибыли в поселок ночью — стояли перед входом в ресторанчик, доверху заваленные военной поклажей. У одного из них ветровое стекло было снято, и укрепленный вместо него пулемет настороженно смотрел в небо своим тонким хоботом, словно предупреждая о возможной опасности. Водитель, не менее пыльный, чем его машина, спал, опустив голову на лежащие на рулевом колесе руки; рядом с ним пулеметчик в сдвинутой на затылок каске торопливо ел что-то с разостланной на коленях газеты, запивая завтрак из фляги. Увидев Джоанну, он подмигнул и приглашающим жестом протянул флягу, взболтнув ее в доказательство того, что еще не все выпито. Джоанна молча улыбнулась и вошла в двери.
Внутри тоже были военные: человек восемь сидело в углу за сдвинутыми столиками, возле прислоненных к стене винтовок; одни дремали, другие переговаривались вполголоса. Высокий парень с нашивками лейтенанта и прицепленной к поясу каской скучал у стойки, заложив руки в карманы и внимательно разглядывая засиженный мухами прейскурант напитков; у другого конца прилавка Мигель и вчерашний коммивояжер разговаривали с низеньким усатым капитаном, по-видимому старшим в отряде.
— Доброе утро, — тихо сказала Джоанна, искоса взглянув на мужа и тотчас же опустив глаза.
Она села за столик возле открытого окна и подперла щеку ладонью, глядя на улицу, где оборванные и до черноты загорелые ребятишки метисы толпились вокруг джипов. Джоанна подумала, как нелепой неуместно выглядят здесь, в нетронутом цивилизацией мирном «пуэбло», эти тускло-зеленые армейские вездеходы, утыканные увядшими ветками камуфляжа и распространяющие вокруг тревожный запах пыли, оружия и бензина. Солдат, сидевший за пулеметом, покончил со своим завтраком. Выбросив скомканную газету, он достал из кармана горсть каких-то плодов и принялся оделять ими ребятишек. Джоанна покосилась на Мигеля, продолжавшего разговаривать с офицером, и опустила голову, покусывая обветренные и припухшие губы. Она сразу поняла, о чем идет разговор, но все еще боялась сознаться в этом самой себе, боялась сформулировать даже в мыслях свою догадку, с отчаяньем утопающей цепляясь за последнюю соломинку надежды. «Будьте честны в игре, Джоанна Аларика, — произнесла она мысленно, горько улыбнувшись. — Вы получили от судьбы то, о чем просили вчера, — капельку счастья… И теперь не можете быть к ней в претензии. Другим не достается и этого». «Да, но третьи имеют все! — крикнул в ней какой-то голос. — Чем мы с Мигелем хуже их? Почему одним счастье дается даром и полной мерой, а нам нацежено под ростовщические проценты?»