— Когда сеньор ваш отец вернется из «Грано-де-Оро», вы, очевидно, получите самую полную информацию обо всем.
— Почему «когда вернется»? — лиценциат вскинул брови. — Мы едем вместе, и я надеюсь сам…
— Вам ехать нельзя, — перебил Хофбауэр.
— Что значит «нельзя»? Почему это мне нельзя ехать?
— Посудите сами, ваша финка известна всем как один из центров оппозиции. Как только новость о вторжении распространится по плантациям, сюда начнут приезжать люди за указаниями. Поскольку сеньор ваш отец будет отсутствовать, я считаю, что вам следует подежурить здесь. В любую минуту может возникнуть обстановка, требующая быстрого решения.
— Да, но до «Грано-де-Оро» всего каких-нибудь полчаса по шоссе… Я оставлю указания, чтобы ехали прямо туда…
— Ну, — Хофбауэр развел руками, — как хотите. Я могу только советовать. Разумеется, если вы предпочитаете избежать ответственности… потому что в «Грано-де-Оро» командовать будете не вы, а сеньор Монсон или сеньор ваш отец…
Лиценциат фыркнул и вскочил с кресла.
— Я боюсь ответственности? Плохо вы меня знаете! — Он прошелся по ком, нате, воинственно оправляя пояс и шурша своим замысловатым нарядом; разумеется, в «Эль-Прогресо» могли явиться за инструкциями — неповторимая возможность показать себя во всем блеске! Но и повидаться в такой день с Джоанной тоже было заманчиво. Вчера он говорил с нею как заговорщик — сегодня предстанет воином. Жаль, нужно было уехать в свое время в Гондурас. Теперь он мог бы появиться в «Грано-де-Оро» во главе целого отряда — пыльный, прокопченный пороховым дымом, с грязным бинтом под каской. Да, дорогая сеньорита, тогда вы говорили бы иным тоном…
Воинственные мечты настроили лиценциата на более суровый лад и решили колебания.
— Хорошо, я остаюсь, — отрывисто сказал он, снова роняя в кресло свое длинное тело. — Стаканчик виски, Хофбауэр?
— В шесть утра? — спросил тот с едва заметной иронией. — Вы, я вижу, не теряете времени, дон Энрике.
Дон Энрике ответил не без лихости, что есть две вещи, которыми солдат может заниматься в любое время суток с одинаковым успехом, — любовь и выпивка; после чего он достал откуда-то из-под кресла початую бутылку и, отпив из горлышка, передал Хофбауэру.
— Ну, я поехал, — сказал тот, в свою очередь отпив глоток. Вид развалившегося в кресле «солдата» вызвал в нем новый приступ раздражения. Нет, Адольф был все же кое в чем, несомненно, прав, это романское отребье — самые настоящие недочеловеки. И этот кастрат еще говорит о любви! Топтался вокруг девки, пока та не удрала к более предприимчивому парню. На твоем месте, мой милый, я не спешил бы так в «Грано», там тебя ничего хорошего не ждет.