— Нечто весьма устаревшее, — согласился Фурнье.
— Он был пуст?
— Да. Служанка все уничтожила.
— Ах, да!.. Служанка, пользовавшаяся доверием... Мы должны ее увидеть. — Пуаро встал. — Пошли. Поглядим на эту преданную служанку.
Элиза Грандье была низенькой, чрезвычайно полной женщиной средних лет, с обветренным красным лицом и маленькими хитрыми глазками, быстро перебегавшими с Фурнье на Пуаро и обратно.
— Садитесь, мадмуазель Грандье, — сказал Фурнье.
Она спокойно, сдержанно поблагодарила и опустилась на стул.
— Мсье Пуаро и я прилетели сегодня из Лондона. Вчера было проведено дознание, то есть следствие о смерти мадам. У полиции нет никаких сомнений: мадам отравили.
Француженка печально покачала головой.
— Это ужасно, мсье, все то, что вы говорите. Мадам отравили? Кому же такое взбрело в голову?
— Полагаю, вы сможете нам помочь...
— Конечно, мсье. Но только чем я могу помочь полиции? Я ничего не знаю, совсем ничего.
— Вы знаете, что у мадам были враги? — неожиданно спросил Фурнье.
— Неправда. Почему мадам должна иметь врагов?
— Мадмуазель Грандье, — сухо изрек Фурнье. — профессия ростовщика всегда была чревата определенными неприятностями.
— Не скрою, некоторые клиенты мадам бывали порою несдержанны, — согласилась Элиза.
— Они устраивали сцены? Угрожали?
— Нет, нет, вот в этом-то вы не правы. Они хныкали, жаловались, протестовали. Они не могли уплатить. — В голосе Элизы звучало презрение. — Но, в конце концов, все-таки платили, — закончила она с удовлетворением.
— Мадам Жизель была безжалостной женщиной, — как бы про себя заметил Фурнье. — И у вас нет жалости к ее жертвам?
— «Жертвы, жертвы»... — нетерпеливо заговорила Элиза. — Вы не понимаете. Иногда приходится влезать в долги, но можно ли жить не по средствам, занимать, а потом воображать, что это был подарок?.. Это немыслимо. Мадам всегда была справедлива и беспристрастна. Она одалживала и ждала возмещения. Разве это не справедливо? У нее самой никогда не было долгов. Никогда не было просроченных счетов. Вы говорите, мадам была безжалостной, — вы не правы. Мадам была доброй. Всегда жертвовала бедным сестрам монахиням, если те приходили. Давала деньги благотворительным заведениям. А когда жена Джорджа, консьержа, захворала, мадам даже платила за ее пребывание в деревенской больнице. — Элиза остановилась, лицо ее вспыхнуло и стало сердитым и жестким. — Вы... Вы не понимаете. Нет, Вы совсем не понимаете мадам.
Фурнье подождал, пока негодование служанки улеглось, затем сказал:
— Клиенты мадам обычно вынуждены были в конце концов платить ей. Не знаете ли вы, какими средствами мадам принуждала их платить?