Даже сейчас, когда султан смотрел на других придворных и излагал, прибавляя к тираде брата собственные соображения, он намеренно избегал встречаться взглядом с раввином. Скорее всего, Маймониду никогда не вернуть доверие султана, и если дело обстоит именно так, то он утратил нечто более ценное, чем положение при дворе. И пусть его поступки в конечном счете спасут мир, они будут стоить ему самого редкого и ценного дара. Дружбы.
— …со слов наших шпионов в соседних деревнях, весь личный состав армии франков покинул свои расположения в Акре и Кесари, — произнес султан, указывая на огромную карту Палестины, лежавшую на столе перед придворными. — Судя по их передвижениям, они планируют встретиться на побережье и направиться к Иерусалиму.
Все взгляды были прикованы к пальцу Саладина, которым он водил по карте. Точка, указанная султаном, обозначала небольшую деревушку к югу от Арсуфа, на северо-западе от деревни Рамла. Всего один день пути до Священного города.
— Яффа, — уверенно произнес Саладин, за долгие годы войны поднаторевший в стратегии. — Они начнут нападение от Яффы.
За столом повисло гнетущее молчание, когда стало очевидным неизбежное: война добралась и до них.
— Нужно усилить оборонительные укрепления вокруг Иерусалима, — подал голос Гёкбёри, унылое лицо которого сегодня было мрачнее обычного.
— Нет, — ответил Саладин, озадачив всех. Султан встал, расправив плечи и высоко вскинув голову. Он был среднего роста, но в этот момент возвышался над присутствующими подобно скале.
— Я больше не позволю проливать кровь в Священном городе, — решительно заявил Саладин. — Если нам суждено столкнуться лицом к лицу с армией Ричарда, это случится на открытой равнине у Яффы. Мы не станем, как женщины, отсиживаться в своих домах.
— В стенах города у нас достаточно провианта и воды, сеид, — возразил аль-Фадиль. — Мы с большей вероятностью на победу выдержим осаду внутри этих стен…
Саладин повернулся к премьер-министру, на его лице было написано праведное негодование.
— Ты не солдат, кади, поэтому я прощаю твою трусость, — убийственным голосом, который мало кто раньше слышал, произнес султан.
Аль-Фадиль поспешно поклонился и испуганно зашептал извинения, а султан вновь обвел взглядом придворных, намеренно обходя вниманием Маймонида.
— Если бы любой из вас изучил печальную историю Иерусалима, он бы знал, что внутри его священных стен прячется злой дух. Дух, который жаждет смерти и хаоса. Этот фантом манит безрассудных храбрецов укрыться за своими так называемыми неприступными стенами, за якобы неприкосновенными воротами. А потом тут же предает их при виде армии захватчиков.