Саладин кивнул.
— Я потом расспрошу начальника охраны каравана, — произнес он. — Сердце мое радуется тому, что ты здесь. Когда закончится битва, искусный лекарь будет нам просто необходим.
Султан встал и подошел к карте. Маймонид отставил чашу и последовал за ним. Саладин указал на пергамент, исписанный таинственными символами. Султан, разумеется, никогда не помнил, что военные планы были для раввина настоящими иероглифами, но Маймонид подыграл ему, делая вид, будто все понимает, когда его повелитель от возбуждения повысил голос.
— Армия франков стянула все силы к Хаттину, — сказал султан. — Наши шпионы утверждают, что весь иерусалимский легион присоединился к войскам прибрежных крепостей с намерением сокрушить нашу армию.
Маймонид нахмурился.
— Я не военный, сеид, но как по мне, то это не очень мудрое решение с их стороны, — признался раввин. — Франкам, конечно же, известно, что истинная цель джихада — Иерусалим. Если наши силы прорвут их оборону, город будет взят. Они должны быть очень уверены в своих силах.
Саладин засмеялся, и от смеха его глаза внезапно помолодели.
— Они не столько уверены, сколько дерзки! — воскликнул он. — Я не сомневаюсь, что эта самоубийственная тактика была разработана самим великим Рено.[11]
При имени аристократа, который в течение многих лет терроризировал Святую землю, Маймонид напрягся. Рено де Керак был настоящим варваром, кровавые «подвиги» которого смущали даже самых безжалостных франков. Десять лет назад сестре раввина Рахили и ее семье не повезло: на Синае, близ Аскалона, их торговый караван захватили солдаты Рено. В живых осталась лишь ее дочь-подросток Мириам — она убежала и много дней пряталась в пустыне, в пещере, прежде чем ее нашел добрый бедуин, который и помог ей вернуться в Каир.
Мириам никогда не рассказывала о том, как пряталась в пещере и как ей удалось выжить. Убитому горем Маймониду было достаточно и того, что Рахиль и ее муж Иегуда погибли во время разбойничьего налета на караван. Маймонид, пока не увидел Мириам после набега, и не знал, что такое настоящая ненависть. Сверкающие зеленые глаза девочки потухли, она перестала смеяться. В ту же минуту война перестала быть для раввина далеким предметом пересудов. В жизни Маймонида появилась цель — утопить франков в море. И это не пустые слова обычного патриота, благополучно бьющего баклуши на мягкой лежанке, пока другие сражаются вместо него. Интересно, скольких людей привели в армию Саладина такие же причины? Личная месть за зверства, совершенные крестоносцами. Месть Рено де Шатильону за себя самих.