Пуаро с невинным видом продефилировал по вестибюлю и как бы случайно зашел за колонну, у которой стоял грек с танцовщицей; они были настолько поглощены разговором, что не заметили маленького человека. Разговор их носил весьма оживленный характер.
Вернее, говорила в основном Мирель, а Папаполоус лишь изредка вставлял реплики или делал выразительные жесты.
– Я же говорю вам, мне нужно время, – убеждала танцовщица. – Дайте мне время, и я принесу вам деньги.
– Ждать, – пожал плечами грек, – это ужасно.
– Совсем немного, – уговаривала его собеседница. – Ах, вы должны! Я прошу дать мне всего одну неделю, ну десять дней. Не сомневайтесь! Деньги будут.
Папаполоус немного отошел от колонны и нос к носу столкнулся с Пуаро, который сделал вид, что только появился здесь.
– Ahl vous voila(51), месье Папаполоус. Я вас искал. Можно я пройдусь немного по парку с мадемуазель Зией? О, добрый вечер, мадемуазель. – Он поклонился Мирель. – Тысяча извинений, что я не сразу заметил вас.
Танцовщица равнодушно приняла его приветствие.
Она была явно недовольна вмешательством в их tete-a-teie(52). Пуаро быстро понял намек. Папаполоус успел только пробормотать: «Разумеется, разумеется», как, Пуаро уже испарился.
Он подал Зие одежду, и они вышли в парк.
– В таких местах обычно кончают с собой, – заметила Зия.
Пуаро пожал плечами.
– Возможно. Мужчины глупы, не так ли, мадемуазель? Есть, пить, дышать свежим воздухом – это замечательно, мадемуазель. И только глупец расстанется со всем этим лишь потому, что у него нет денег, или потому, что его сердце разбито. Lamour(53) порой фатальна, не так ли?
Зия засмеялась.
– О, не смейтесь над любовью, мадемуазель. – Пуаро энергично погрозил ей пальцем. – Вы так молоды и красивы.
– Не так, – возразила Зия. – Вы забыли, что мне уже тридцать три. Как вы сказали моему отцу, с тех пор как вы помогли нам в Париже, прошло семнадцать лет.
– Когда я смотрю на вас, мне кажется, что гораздо меньше, – галантно заявил Пуаро. – Вы тогда были почти такая же, как теперь, мадемуазель. Немного тоньше, немного бледнее, немного серьезнее. Вам было шестнадцать лет, и вы приехали из своего pension(54). Вы приехали оттуда не маленькой penslonnaire(55), но взрослой женщиной. Вы были прелестны, обаятельны, мадемуазель Зия. И я уверен, что так к вам относились все.
– В шестнадцать люди обычно простодушны и глупы.
– Может быть, может быть. В шестнадцать люди доверчивы, не так ли? Они верят всему, что им говорят.
Если бы он заметил быстрый настороженный взгляд, который девушка бросила на него, то не стал бы произносить свою последнюю фразу. Но он продолжал мечтательно: