Казалось, эта отповедь, произнесенная серьезным и вместе с тем очень простым тоном, привела Александра в некоторое замешательство. Он потупил глаза, и его губы сложились в гримасу не столько ироническую, сколько недовольную. Однако тут же к нему вернулась его обычная смелость.
— Все это совершенно справедливо, и вы прекрасно говорите, — сказал он, — но, признаюсь вам откровенно, я эгоист и ни за что не пожертвовал бы удовольствием находиться здесь ради визита к настоятелю.
В ответ на этот комплимент, которому сопутствовал быстрый взгляд, брошенный на Винцуню, хозяйка дома расцвела улыбкой, а Винцуня слегка покраснела.
— Почему вы думаете, что пан Снопински не общается и с более широкими кругами? — обратилась Неменская к Болеславу. — Вот сейчас он рассказывал нам, как побывал в Варшаве и сколько интересных вещей он там видел.
— Вы долго пробыли в Варшаве? — спросил Болеслав.
— Прошлым летом я провел там два месяца, — ответил молодой человек, поглаживая усики.
— Я слышал об этом от Сянковского, — сказал Топольский, — и, признаться, немного удивился, что вы оставили усадьбу на такой длительный срок как раз во время жатвы.
Это замечание, высказанное вполне серьезным тоном, как видно, показалось молодому щеголю чудовищно наивным, он громко расхохотался и воскликнул с издевкой, которой не сумел или не захотел скрыть:
— Да какое же, милостивый государь, отношение имеет моя поездка к жатве?
— Это самая горячая пора для земледельца, и я полагал, что ваш отец нуждался в то время в вашей помощи, — спокойно ответил Болеслав.
Александр побагровел.
— Для этого у моего отца есть экономы, — возразил он, капризно тряхнув золотистыми кудрями. — А вы, сударь, были когда-нибудь в Варшаве?
— Нет, я ведь настоящий деревенский житель, в городах не бываю, разве что в нашем уездном. Хотелось бы, конечно, и мне свет повидать, но, сколько раз я ни собирался, всегда какие-нибудь дела, обязанности удерживали меня от дальних поездок.
— О, вы еще пожалеете, вы пожалеете! Кто не видел Варшавы, тот ничего не видел! — патетически воскликнул юноша, поднимаясь со стула и принимая позу столь же патетическую, каким был его тон. — Только там по-настоящему и узнаешь, что такое жизнь! Шум, движение, толпа, огромные дворцы, великолепные экипажи на улицах, богатые магазины, все вокруг так блестит и гудит, что прямо в глазах начинает мелькать и звон стоит в ушах!
— Насколько мне известно, блеск и шум составляют лишь наружную сторону этого любимого всеми нами города, — заметил Болеслав, — под блеском нередко скрывается нищета, а среди шума, быть может, рождается какая-то важная мысль…