Когда чья-то фигура закрыла на мгновение проход, Клементина в испуге замерла. Облегченно выдохнула, увидев вошедших.
Подозвала движением руки. Конюхи подошли. Пьер присвистнул, окинув взглядом открывшуюся перед ними картину. Несколько секунд оба молчали, осмысливая происшедшее.
— Давно надо было, — буркнул, наконец, Поль. — Всех их надо отсюда гнать взашей.
— Сейчас я принесу мешок. Уберем эту падаль с глаз долой, — как будто даже весело проговорил Пьер.
Клементина поморщилась, передернула плечами. Ее знобило.
— Нам понадобится еще помощь, — сказала. — Нужно убрать тело Лагарне из замка. Один человек с этим не справится.
— Да, — согласился Одижо. — Только давайте обойдемся без ваших сторожевых псов, графиня.
Она взглянула на Одижо укоризненно:
— Ваша, сударь, неприязнь к господам де Ларошу и де Бриссаку мне понятна. Но теперь о ней стоило бы забыть.
Он покаянно прижал руку к груди.
— Простите, сударыня. Но я не доверился бы им в этой ситуации.
— И в самом деле, госпожа, — вмешался Поль, который до тех пор задумчиво разглядывал лежащее навзничь тело. — Давайте обойдемся в этом деле без чужаков. Как ни крути, а эти… господа… пришлые. Чужие и для нас всех, и для этой земли. Они слуги короля. И кто знает, что в этой ситуации придет им в голову? На чью сторону они встанут?
— Но кто тогда…
— А, — махнул рукой Поль, — да все деревни будут петь вам славу за смерть этого ублюдка. Вот хотя бы взять отца вашей горничной, Большого Жиля. Видели вы его? Он одним ударом быка наземь сшибает! И он никогда не откажется нам помочь… Или мельник… Да мало ли мужчин в ваших землях!
В конце концов, Клементине пришлось согласиться.
После недолгих переговоров роли были распределены.
Пьер и Большой Жиль взялись убрать за пределы замка тело Лагарне.
Поль, который возрастом и комплекцией более других был похож на капитана королевских драгунов, должен был вывести коня из замка. Не испытывая никакой неловкости, он влез в одежду капитана Лагарне и даже, приплясывая на месте, очень похоже изобразил его походку. Клементина взглянула на него неодобрительно, но промолчала. Она понимала, что не имеет права укорять его за шутовство. Никого из них. Ведь теперь слуги будут делать самую грязную, самую отвратительную работу. И рисковать — свободой и, может быть, даже жизнью.
Спустя полчаса Клементина вернулась в свою комнату.
С облегчением упала на кровать. Все обошлось. Напряжение, так долго мешающее ей дышать, начало отпускать.
Клементина закрыла глаза, восстанавливала в памяти картины.
Вспомнила, в каком потрясении был Одижо, когда она привела его к подземному ходу. Обнял за плечи, долго смотрел ей в глаза. Потом произнес тихо: