Потом встрепенулся, достал из-за пазухи сложенный вчетверо лист:
— Простите, графиня. Чуть не забыл… В своих поисках мы добрались до Лаленда и были чрезвычайно удивлены, встретив в одной из тамошних таверн господина Флобера. Он же очень обрадовался представившейся оказией. Сказал, что как раз раздумывал над тем, как сообщить вашей милости о том, что, как это ни прискорбно, но ему придется задержаться. Что-то личное, насколько я понимаю. "Вот, — сказал господин Флобер, — господин д'Эмре, я прошу вас, передайте графине де Грасьен это письмо. Вы ведь увидитесь с ней вскоре! Просите графиню за меня, чтобы не гневалась".
Заметив, что графиня побледнела, счел, что был недостаточно красноречив. Повторил:
— Не сердитесь, ваша милость. Убежден, что только особые, очень серьезные, обстоятельства могли заставить вашего слугу ослушаться ваших приказаний.
— Благодарю вас, господин д'Эмре, — взяла, наконец, послание из рук драгуна.
Отошла в сторону. Распечатала.
"Дорогая графиня, — прочла. — Счастлив узнать, что вам более ничто не угрожает. Уношу с собой вашу нежность, оставляя взамен нее свое сердце.
Мои обещания остаются в силе".
Маленький лукавый чертик был на своем месте.
"Бедные девичьи сердца! — подумала. — Как много, должно быть, уже успел разбить этот сумасбродный мальчишка — храбрый воин и нежный любовник. И как много еще разобьет!"
Она перечла письмо еще раз и бросила его в огонь камина.
Смотрела, как пламя пожирает листок — последнее свидетельство того, что с ней произошло.
Она еще не знала, что будет помнить об этом всю свою жизнь, хотя и не давала никому такого обещания.
* * * *
Она узнала об этом спустя почти три месяца после прощания с Одижо, который исчез, благополучно миновав все ловушки, расставленные ему на дорогах королевскими солдатами.
Провинция постепенно успокаивалась. Жизнь входила в обычное русло. Лето, солнце… Казалось, вот сейчас наступит счастье.
Но Клементина вдруг опять затосковала. Стала раздражительной, нервной. Плакала без повода. Срывалась на слуг. После — испытывала жгучее чувство вины. Старалась не выходить из комнаты. Пряталась.
Прежде Клементине казалось, что ее почти не задевают их не сложившиеся с Филиппом отношения. Ей казалось, она вообще не обращает на это внимания. Разве можно сравнить, думала она, теперешние ее беды с теми, от которых спас ее муж? Сравнивала. Понимала, что должна быть счастлива. И была несчастна.
Раньше ей удавалось убедить себя, — собственно, ей и убеждать себя не приходилось, она была уверена, что так и есть, — что отсутствие любви — не причина для переживаний. Те, говорила она себе, кто столько времени жил на краю жизни, кто каждый день должен был бороться за право встретить завтрашний рассвет, не может расстраиваться из-за того, что кто-то любит его меньше, чем ему бы хотелось. Главное — есть крыша над головой, еда, вода. Есть постель. Не надо бояться, что завтра так и не наступит. Вообще бояться — не надо.