Она спустилась вниз, подошла к гостье, остановилась молча рядом.
— Госпожа, — всхлипнула Мари и упала перед Клементиной на колени. — Госпожа! Беда! Уже два дня за рекой клубится дым. Вчера там сгорела церковь. Муж мой вернулся оттуда, говорит, плохо дело. Войска идут, королевские солдаты. Они жгут дома, выгоняют людей в леса. Что нам делать, госпожа?
Женщина снова заплакала.
А Клементина стояла безмолвно, глядя перед собой. Пыталась собраться, понять, что теперь говорить и что делать.
— Почему вы спрашиваете меня об этом? — наконец, заговорила. — Разве король — враг нам? Отчего вы боитесь солдат? Они идут, чтобы уничтожить преступника. Разве среди нас есть тот, кого они ищут?
Клементина с ужасом увидела направленный на нее взгляд.
Воскликнула:
— Не говорите мне ничего! Я не желаю знать!
Отвернулась, до хруста стиснула пальцы. Она не может… Не хочет…
Краска стыда залила ее лицо. Когда она была трусихой? Раньше — никогда!
Снова обернулась, положила руку на плечо плачущей женщины.
— Поднимитесь, Мария. Встаньте. Говорите, я слушаю.
— Госпожа! Одижо был здесь. Он разговаривал с крестьянами. Он хороший человек.
— Одижо — преступник! — отрезала Клементина.
В одно мгновение вернулось то, что она так хотела забыть. Захолонуло сердце, все поплыло перед глазами.
— Где он теперь? — спросила с трудом.
— Он ушел. Но если об этом узнают драгуны, нам несдобровать. Солдаты жестоки. Они вешают и жгут ради собственного удовольствия. Муж сказал: вы должны знать.
Клементина сделала несколько шагов, взялась рукой за высокую спинку стула, закусила губу.
Кто она теперь? И как ей выбирать? Она одинаково боится солдат и этого Одижо. Она дочь того, кто погиб, выступив на стороне восставших, и она жена самого верного из подданных короля.
К глубочайшему стыду своему Клементина осознала, что ей совершенно безразлично, кто прав. Она желает только успокоения. Она хочет лишь, чтобы не плакали дети, чтобы пели птицы и мирно квакали в прудах лягушки. И больше ничего.
Она посмотрела на женщину долгим взглядом.
— Я поняла, — сказала. — Идите. И если Одижо еще появится в этих краях, не забудьте сообщить мне.
Она не позволит этому мерзавцу испортить жизнь ей и ее крестьянам. Она не позволит на ее земле устроить то, что он устроил в Ажене. Никогда. Никогда не будут пылать на ее земле пожары!
У нее застучали зубы.
"Хочешь ты или не хочешь, моя дорогая, — подумала, — но все опять зависит от тебя! Некому тебе помочь и не на кого тебе положиться".