— Чего ты ждешь, Йоаким? — раздраженно спросила Сюзанна. — Почему не едешь?
— Ну-ка, посмотри назад, — сказал он.
— Зачем? — буркнула она, но все-таки оглянулась, бросила быстрый взгляд в заднее стекло. Снова повернулась к нему, со вздохом проговорила: — Езжай, Йоаким.
Он включил мотор, однако по-прежнему медлил.
— Что-то здесь не так, — сказал он, сызнова поправляя зеркало заднего вида.
Тут у Сюзанны лопнуло терпение.
— Черт побери, с меня довольно, Йоаким! — взорвалась она. — Ну что за больная фантазия! Вечно тебе мерещатся неприятности. И они есть, причем именно тут, в машине. Ты на нас посмотри! Мы же вот-вот сваримся заживо!
Дитте съежилась на сиденье рядом с Йоакимом, Якоб расплакался.
— Ребенок обезвожен! — завопила Сюзанна. — Ты что, убить нас всех задумал? — Она с силой хлопнула себя по коленкам. — Езжай сию минуту!
Йоаким напрочь забыл, что дал себе слово улыбаться, и поспешно вырулил на шоссе. Через пятнадцать-двадцать метров они оказались на вершине холма, и в зеркале заднего вида был теперь только серый асфальт дороги. Да белые разделительные полосы.
За минувший год они бывали в летнем домике только наездами, по воскресеньям, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Лес тем временем не замедлил вторгнуться в сад. На темной, поросшей мхом лужайке поднимались елочки, буки, березки, знакомые старые деревья казались огромными и чужими, даже дом выглядел каким-то замкнутым и неприступным. Йоаким настежь распахнул двери и окна и принялся выгружать из машины багаж. Дитте сразу убежала туда, где, как ей показал Йоаким в один из прошлых приездов, росла земляника, а Сюзанна с Якобом на руках уселась на лужайке в кресло и с глубоким вздохом закрыла глаза. Скоро она уже спала. На участке воцарился мир и покой. Где-то в зарослях елок куковала кукушка, лесной голубь, хлопая крыльями, вспорхнул с дерева и тотчас сел на соседнее. Йоаким убрал провизию в шкафы, разложил белье по ящикам комода. Места в доме хватало для всех. У Дитте была наверху своя комнатка с кроватью, шкафом, небольшим столиком и даже зеркалом в узкой пластиковой рамке. Он купил дом с мебелью и, хотя никогда не дорожил этими вещами, так и не собрался заменить их новыми. На участке всегда было полно работы, и замену мебели он откладывал на потом, подсознательно растягивая предвкушение радости, ведь так замечательно ходить потирая руки, прежде чем взяться за дело. В гостиной, поблескивая сучками, красовался лакированный сосновый стол с закругленными краями, окруженный четырьмя темными мореными стульями, а кроме того, черный кожаный диван и палисандровый журнальный столик. Стены обтянуты джутовой тканью. В шкафах — расписанный лютиками кофейный сервиз фирмы «Бинг и Грёндаль», дюжина бежевых тарелок польского фарфора и целая батарея стаканчиков из-под горчицы. Жуткая безвкусица, к которой он тем не менее привязался, потому что здесь действовали совсем другие правила, не те, что в городской квартире.