В храме отслужили благодарственный молебен по случаю обретения и снова принялись за реставрационные работы.
Икона начала обновляться… сама.
И если, к примеру, сегодня прихожане смотрели на бледноватый лик с огромным светлым пятном посередине, то спустя семь дней пятно исчезало, хотя рука реставратора не касалась иконы.
Образ святого был выведен настолько ярко, что порой начинает казаться, будто иконописец закончил его только вчера, и не вся краска еще успела высохнуть.
Дальше — больше. Сразу же по прибытии икона начала проявлять свою чудодейственную силу, которую может почувствовать каждый верующий. Нужно просто подойти и рядом постоять.
А недавно в церковь пришел дедушка лет девяноста, родом из той самой деревни, где храм в свое время превратили в скотный двор, и рассказал, что, будучи мальчишкой, наблюдал, как иконы снимали с иконостаса и уносили на совхозный склад. Все сторожа между собой тогда перешептывались, говорили: ночью иконы начинают совсем по-человечески стонать, аж страшно… а когда в бывший храм загнали первую партию телят, те вскоре как один пали.
После этого храм начали ломать, но он как большой крепкий организм долго не поддавался разрушениям. Держался.
В итоге его с большим трудом взорвали, при этом многие подрывники покалечились. Ох, и вопли тогда стояли в деревне! За версту было слышно, как безбожники церковь ругают. Старушки же втихомолку осеняли себя крестным знамением, говорили, что это наказание Господне.
Увидев икону, старик перекрестился и совсем по-детски заплакал. «Она, я ее помню», — сказал, поклонился и ушел.
Почти все лето я расчищала старый дедовский дом послевоенной постройки. Душа моя трепетала, когда я прикасалась к стенам: дом так много видел… А ведь построили его в считанные дни.
Дед пришел с войны, голый как сокол, усталый, изможденный. Единственное, что у него было, это топор, подарок кузнеца. Дед начал с нуля.
Господи, ну какой же этот дом! Подвал полукругом выложен, булыжник к булыжнику, хоть в кино снимай.
А вот в комнатах наверху давно командовал ветер, он же и проломил крышу. Когда сняли, ахнули: каждый лист — и не поймешь, из чего именно сделанный, — аккуратно просмолен. А гвозди? Я никогда не видела подобных. Бревна — и ведь в большинстве своем еще пригодные — прочно законопачены мхом. Веранду пришлось убрать, прогнила. Надо бы с другой стороны сделать пристройку, но пока перекрывали крышу уродливым «металлопрофилем», закончились деньги, а следовало бы еще поставить новые двери, окна. Мечтали обшить домик каким-нибудь сайдингом, чтоб дольше хранился. Вроде и не очень нужен, но пусть, пусть будет, что-то в нем есть такое, что непременно нужно сберечь.