«Это делается для твоего же блага. Ты будешь жить в хорошем доме, при муже, достаточно богатом, чтобы обеспечить тебе такое существование, к которому ты привыкла».
Промелькнувшие в мыслях слова отца прозвучали точно в ритм часов.
«Я хочу, чтобы тебе было как можно лучше».
Как можно лучше! Стиснув зубы, она заставила себя не закричать от обиды. Что отец знал о Вензбери, об этой черной дыре? Разве он мог предположить, во что превратится ее жизнь здесь? А если бы знал и мог, все равно отдал бы дочь за промышленника, дельца, выходца из рабочего класса? Ответ мог быть только один — да. Разумеется, отец поступил бы точно так же. Они с ним были одинаковы. И отец, и дочь пожертвовали бы всем, душу бы отдали за Уитчерч. И ей предстоит сделать это еще раз, если она правильно истолковала внезапный страх на лице Алисы Мейбери.
Выпрямив спину, высоко подняв голову, Амелия нарушила затянувшуюся паузу:
— Ты уже встречался с той девушкой, которую видел сегодня здесь, не так ли? Встречался с ней в другом месте.
— Может, где-то и видел ее, — прозвучал недовольный ответ.
— Никаких «может». Ты узнал эту девушку, я поняла это по твоим глазам.
Как быть? Он ведь действительно никак не ожидал увидеть эту девицу здесь, в личной гостиной матери. Для него это было полной неожиданностью. Глаза Марлоу Банкрофта беспокойно забегали. Если он надеется получить от матери то, о чем собирался просить, лучше не злить ее.
— Она мне кого-то напомнила, — ответил он настолько беззаботно, насколько позволяло сдерживаемое им волнение. — Она дочь кого-нибудь из работников, которых ты уволила? Она приходила просить за отца?
В эту игру они играли уже не первый раз. Пальцы Амелии сжались на складках перламутрового кружева, лежащего поверх белой тафтяной скатерти на обеденном столе.
— Марлоу, — вздохнув, сказала она, — давай не будем валять дурака. Ты знаешь девушку, которую видел в моей комнате. И я хочу знать, насколько близко ты с ней знаком.
Марлоу раздраженно повел плечами. Сколько ему еще терпеть эти… эти вечные подозрения и намеки матери? Еще раз наподдав ногой по каминной решетке, он заставил себя весело рассмеяться.
— Право же, мама, неужели вы думаете, что я помню всех девушек, которых встречаю на улице?
Окно, у которого сидела в кресле Амелия Банкрофт, было задернуто голубыми узорчатыми бархатными шторами с золотыми кисточками, и Марлоу вряд ли заметил, как изменилось лицо матери. Леди Амелия почувствовала, как забилось ее сердце. Сын всегда был таким. Даже в детстве, когда его ругали за какие-либо проступки, Марлоу не признавал своей вины. Однако для нее сын всегда был открытой книгой, и она безошибочно могла сказать, когда он блефовал. Вот и сейчас Амелия не сомневалась, что Марлоу лжет. Теперь, когда настало время напрямую задать вопрос, который мучил ее все утро, нервы Амелии Банкрофт напряглись до предела, но голос, как всегда, звучал спокойно: