Эту фразу Вихрова спионерила у Улиты. Причем одолжила прочно, без надежды на возврат. В конце концов, Нате она была нужнее. Не Улита разбивала по восемьдесят сердец в день. Ее трудовые нормы были куда скромнее.
От велосипедиста избавились, пройдя сквозную торговую галерею, куда с железными друзьями не пускали.
Чимоданов и Мошкин надумали забредать по дороге в магазины и притворяться даунами. Чимоданов в роли дауна был убедительнее Станиславского. Он бродил, за ногу волоча за собой Зудуку, который бумкался головой о пороги и ступеньки, как классический Винни Пух.
Его все жалели, а в одной продуктовой палатке даже бесплатно дали шоколадку, на которую он, жалобно блея, показывал пальцем. Мошкину же убедительности не хватило. Или, может, он просто не туда сунулся. Из ювелирной лавки его вывели за ухо.
Охранник был сухонький и воинственно-сердитый старичок, которого легко было представить в роли мужа Мамзелькиной. Только у Аиды Плаховны была коса, у старичка – смешная сбруя из дубинки, газового баллончика и открытой кобуры, в которой вместо пистолета торчала рация.
Спасая Мошкина, Дафна подошла к охраннику и стала на него смотреть.
– Девушка, чего вы на меня уставились? Я что, красивый? – с досадой спросил охранник.
– Да. Очень красивый. У вас добрые глаза, – сказала Дафна без иронии.
Старичок что-то растерянно пробурчал. Раздражение из него уже выветрилось. Отпустив ухо Евгеши, он вытер пальцы о рукав, повернулся и вновь скрылся в магазине.
– А пальцы-то зачем вытирать? – спросил Мошкин с обидой.
– Чтобы самовоспламенения серы не было! – пояснил Чимоданов.
Он так ржал, что от хохота осел на тротуар. Смирный Евгеша внезапно вспыхнул.
– Ты мне не друг! – сказал он решительно.
Утвердительная интонация в собственном голосе так изумила Мошкина, что он даже моргнул.
– Как это не друг? – озадачился Чимоданов. – А ты мне, выходит, друг?
– Я тебе друг! – заверил его Евгеша.
– Как такое может быть? – не врубился Петруччо.
Оскорбленный Мошкин промчался вперед, и вместо него объяснила Даф.
– А я понимаю так. Вот скажи: корова человеку друг? – спросила она.
– Ну, – согласился Чимоданов.
– А человек корове друг или не друг? Только откровенно?
Петруччо шмыгнул носом, раздвигая сухие губы в широченной улыбке. Между верхними зубами у него были здоровенные щели. Нижние, напротив, наползали друг на друга, точно льдины в ледоход.
– Заметь, что не я первый сравнил Мошкина с коровой! – заявил он, очень смутив этим Дафну.
Нату необычные зубы Чимоданова внезапно очень заинтересовали и, когда Петруччо наехал на нее минут пять спустя, она, огрызаясь, спросила, когда он чистил их в последний раз.