Не было недостатка у братии и в отборном вине со своих же виноградников. Часть вина монастырь продавал, а часть, особенно с удачных урожаев, оставалась для братии. Пьетро никогда не видел, чтобы люди так много пили, как в этом святом месте. Пили не только вино, иногда им позволялся и пименто — ароматизированный напиток, приправленный мёдом, специями и укреплённый элем. Для Пьетро, выросшего в крестьянской простоте, всё это было тягостной роскошью.
Но ещё больше угнетала Пьетро его отчуждённость от братии — даже от таких же, как и он, послушников. Новые товарищи Пьетро имели богатых аристократических отцов — были из числа их многочисленных отпрысков как от законных браков, так и от сторонних связей. Большое количество наследников, как известно, может привести к разорению, а потому «лишние» дети отсылались в монастырь, где им была обеспечена сытая и спокойная жизнь, а в случае прилежания, усердия и своевременной протекции — успешная церковная карьера.
Пьетро чувствовал себя чужим среди этих людей. Его изуродованное шрамом лицо стало предметом язвительных шуток, а над его низким происхождением многие открыто смеялись. Одни презрительно называли Пьетро святошей, другие шептались о чём-то, смеялись ему вслед. Несколько раз Пьетро будили ночью и предлагали прогуляться на конюшню, куда в поздний час приходили деревенские девушки. Пьетро не ходил. В те ночи он не спал уже, а думал, что девочка, которую он встретил, наверное, тоже бегает к конюшне. Иногда он плакал всю ночь. Блаженные видения, которые раньше часто посещали его, теперь совсем не приходили.
И тогда он стал проводить ночи в рефлектории, читая при лампаде Писание и молясь Богу. Но и здесь ему было неудобно — он был свидетелем того, что многие из братии убегали ночью, чтобы предаваться мужеложеству, которого они ничуть не стыдились, называя это «вхождением через тесные врата». Дух Пьетро был угнетён. Несколько раз он исповедовался отцу настоятелю, говоря ему о своих переживаниях, но тот только отпускал ему грехи и ничего не говорил.
Пьетро хотел было подружиться с работниками монастыря, которые прислуживали братии. Но те тоже сторонились его, считая выскочкой, — они до боли завидовали его положению и не могли простить ему того, что, будучи одним из них, он наслаждается привилегиями, которые пристали детям знатных людей.
Прошло полгода, но время не принесло облегчения Пьетро. Его единственной радостью были редкие прогулки и беседы с отцом настоятелем по саду. Но и аббату Пьетро не мог вполне открыться. Неделю он провёл в молитве и посте. Он принимал важное решение — решение, которое в корне повернёт течение его жизни. Он давно уже решил, что назад в мир ему дороги нет. Но и оставаться в монастыре было для него, бедного крестьянина, невыносимо. Пьетро чувствовал, что, останься он здесь дольше, может потерять свою душу. Оставался, таким образом, лишь один путь.