Он помолчал немного, взглянул на Пьетро и улыбнулся. Это была первая и последняя улыбка отца настоятеля, которую Пьетро довелось видеть.
— Но у тебя, Пьетро, всё получится. Ты станешь пустым сосудом, с тем чтобы Бог наполнил тебя. Ведь ты этого ищешь, не так ли?
— Да, падре, — прошептал Пьетро.
Аббат внимательно посмотрел на него.
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen, — он осенил Пьетро крестным знамением. — Отправишься в понедельник. Иди.
Пьетро схватил его руку и горячо поцеловал.
— Ну, иди же! — и Пьетро показалось, что его голос дрогнул.
Пьетро поднялся с колен и медленно пошёл к двери.
— Подожди, — услышал он. — Я хочу дать тебе кое-что. — Настоятель подошёл к Пьетро и надел ему на шею небольшой бархатный мешочек. — Много лет я берёг его для себя… Но мне он не понадобится. Тебе теперь нужнее.
У него было доброе и мудрое лицо, лицо сильное и величественное, но в то же время, как казалось Пьетро, какое-то несчастное. До конца дней своих будет хранить Пьетро образ этого лица.
— Что в нём, падре? — спросил Пьетро, заглядывая в добрые, всегда усталые глаза наставника.
— Открой и посмотри.
Пьетро ослабил тесёмку мешочка, и ему на ладонь выпали два круглых и очень твёрдых камешка.
— Это огниво, — сказал аббат. — Оно поможет тебе обогреть тело. А душу твою да согреет Господь!
Митра, владыка рассвета,
мы трубим твоё торжество!
Рим — превыше народов,
но ты — превыше всего!
Редьярд Киплинг. «Песнь Митре»
(пер. М. Гаспарова)
2007, 27 сентября, римские катакомбы
— К порядку! — призвал громкий голос, когда Анну и Адриана вывели на платформу и поставили перед сидевшими за длинным столом людьми в чёрном. Гигантский купол подземного храма отражал голоса и крики, превращая их в грозное гудение, напоминающее жужжание растревоженных в улье пчёл.
Посередине, на возвышенности, стоял трон, на котором восседал грузный мужчина лет шестидесяти с мясистым носом и выдающимся подбородком. Анна сразу же узнала это лицо — его можно было часто видеть по телевизору, правда, в другом амплуа. Поверх его чёрной рясы был надет чёрный фартук.
Ноги у Анны сделались ватными, и, если бы не сильные руки охранников, она, наверное, упала бы на пол.
— К порядку! — ещё раз призвал голос Мастера.
Крики постепенно стихли.
— Эти двое, — безо всяких вступлений начал Мастер, — проникли в подземелье со злыми намерениями — установить шпионскую аппаратуру и отслеживать дела Ватикана.
Зал взорвался криками негодования.
— Смерть! Смерть! — носилось в воздухе.
Оглядываясь по сторонам, на ячейки балконов, Анна думала: «Чем я заслужила такую ненависть этих людей?» Никого из них она лично не знала, даже не видела прежде — может быть, только по телевизору. Но все они теперь желали её смерти. «Нет, — догадалась вдруг она. — Они жаждут зрелища смерти! И поэтому так подогревают себя! Все эти люди хотят видеть, как у неё будут отнимать самое дорогое — жизнь!»