Он недоумённо кивнул.
— Знаю, что ты живёшь в доме своей матери, баронессы Паолини, и что твой отец, — Анна на миг запнулась, — погиб в автокатастрофе, когда ты был ещё совсем маленьким. Да и мама твоя тогда тоже пострадала — она с тех пор осталась инвалидом и перемещается в кресле-коляске. Я очень, очень сожалею, что так произошло…
Она положила свою ладонь поверх его красивой руки.
— Извини, но меня побороло нетерпение узнать что-то про тебя.
— Ну что же, — Винченцо посмотрел в её глаза. — Я готов простить это нетерпение. Тем более что живём мы в век информатики.
— Это моя профессиональная привычка, — разоткровенничалась Анна, легко отрывая свою руку от руки Винченцо.
— И что же у тебя за профессия? Детектив?
— Хуже — отдел внешних отношений фирмы отца.
— Ну вот, — покачал головой Винченцо. — Получается, ты всё про меня уже знаешь, а я про тебя не знаю ничего.
— Всё знаю? — улыбнулась Анна. — Я знаю ровно столько, чтобы хотеть знать о тебе больше… Одно простое воспоминание детства может сказать больше о человеке, чем вся информация в сети.
Винченцо внимательно посмотрел на неё.
— Это ты верно сказала, — заметил он. — Вот и поделись своими воспоминаниями.
Анна задумалась. Оркестр тем временем перешёл с Россини на танцевальную мелодию, которая показалась Анне знакомой. Да, она узнала эту мелодию — это была детская песенка «Тискет-Таскет», написанная специально для Эллы Фицджеральд. В детстве Анна однажды получила в подарок от Толяна пластинку с песнями Эллы Фицджеральд и Луи Армстронга, что было по тем временам неслыханной роскошью, и полюбила глубокий, игривый голос чернокожей певицы.
— Эта мелодия, — начала Анна, — она как будто прилетела сюда из моего детства. Хочешь, я тебе расскажу про неё?
Винченцо одобрительно кивнул, и Анна начала рассказывать. Из многолюдного Рима воспоминания переносили её в домик бабушки и дедушки, где она частенько проводила лето. Вот она сидит у распахнутого окна, через которое в дом вливаются ароматы сада, а из дома выливаются звуки музыки — кружится на проигрывателе пластинка и поёт Элла Фицджеральд. Она сидит и слушает музыку, рождённую на другом конце земли, исполняемую людьми с другим цветом кожи, говорящими на другом языке, живущими в ином мире. Это был один из её первых опытов космополитизма — находясь в деревне, она трансцендентно соприкасалась с большим городом. Теперь же, слыша знакомую мелодию, Анна мыслями переносилась назад, в деревню.
Она вспоминала, как шла, бежала вприпрыжку по узенькой, едва различимой в высокой траве тропинке через раздольное поле, а в руке у неё была корзинка с лесной земляникой, — и напевала «э-тискет, э-таскет». И песенка эта уносила её в мир больших городов, блестящих машин, которыми запружены улицы, в мир маленькой негритянской девочки. Но потом Аня возвращалась на родную землю, слушала, как шепчутся о чём-то берёза с дубом, как ветер играет с полем, причёсывая отливающие серебром макушки колосьев. Она смотрела, как лениво на небе играют в «догонялки» белые облака, как солнышко прячется за них и через минуту появляется вновь — ослепительное, горячее. Она слушала перекличку птиц, наблюдала, как носятся они над полем, ловко хватая на лету несчётных мух и комаров. И ей было хорошо…