Мария прыгнула на кабана, но тот не обратил на неё никакого внимания, словно она была не человек, а муха, и продолжал рвать плоть её сына. В руке Марии блеснул нож — она сама не помнила, откуда он у неё взялся. Мария всадила клинок в шею борова, и тот наконец заметил её. Он бросил грызть Пьетро и в бешенстве попытался стряхнуть женщину со спины. Но она вновь всадила в него нож, и ещё, и ещё… Тягучая и липкая, как эль, кровь ослепила Марию, залила ей лицо и глаза. Но она продолжала колоть и колоть ревущее и хрипящее тело, пока то не обмякло и не рухнуло на землю, корчась в предсмертных судорогах.
Мария бросила нож и вытерла кое-как глаза. Со всех сторон к ним уже сбегались дети и родственники. Она кинулась к телу своего сына, которое неподвижно лежало в луже крови, подхватила его и понесла к колодцу. Там положила его на землю и окатила водой из ведра. Кровь стекла с водою, но Пьетро не пошевелился. Мария вновь набрала воды и снова вылила на сына. На этот раз ей показалось, что его голова шевельнулась — может быть, от потока воды. Она упала перед ним на колени, и слёзы хлынули из её глаз на раны сына, на его окровавленное, изуродованное лицо.
— За что, Господи? За что? — рыдала она. — Конечно, бери его, если хочешь, бери сейчас — ведь он и так Твой. Но если Ты хочешь, чтобы он ещё послужил Тебе на земле живых, то верни его к жизни!
Большие глаза Пьетро дёрнулись, а потом медленно открылись. Марии показалось, что она видит отражённых в них ангелов. Или это были её дети, которые стояли вокруг? В тот момент она поняла, что Пьетро будет жить. Как же иначе? Ведь он будет служителем Божиим. И именно поэтому демон в свиной плоти посягал на его жизнь.
— Спасибо Тебе, Господи, — сказала Мария так, что все кругом могли слышать её. — Отныне мой сын Пьетро Ангелериус — облатус. Я посвящаю его на служение Всевышнему.
В обмен на тушу борова Мария получила из города лекарство от ран. Пьетро с каждым днём чувствовал себя лучше и лучше. Раны постепенно затянулись. Дольше всех заживала рана на лице, которая в конце концов оставила в память о себе большой рваный рубец — он никогда уже не даст Пьетро забыть, что каждый день жизни — это дар от Бога.
La v;rit; ne fait pas tant de bien dans le monde que ses apparences y font de mal.
(Не так благотворна истина, как зловредна её видимость.)
Герцог Франсуа де Ларошфуко
(1613–1680). «Максимы и моральные размышления» (пер. Э. Л. Линецкой)
2007, 18 сентября, Рим
Когда Анна заметила, что Адриан был не один, было уже поздно что-то скрывать. Он приветливо помахал ей, приглашая подойти.