Эшли догадывалась, что в жизни Джека есть тщательно оберегаемая тайна, но загадочность лишь добавляла ему очарования. Порой сердце девушки разрывалось от желания спросить, что за беда жжет его изнутри, лишает покоя, заставляет бродить по особняку до самого рассвета? Очень часто, разбуженная скрипом половиц в ночной тишине, Эшли размышляла о возможных причинах бессонницы Джека. Но он не давал ей повода заговорить об этом с того дня, когда поинтересовался, верит ли она в призраков. И это была не та тема, которую она могла бы поднять невзначай в застольной беседе.
Дни текли по установленному распорядку. Джек считал, что работать можно и при искусственном освещении, а жить нужно при естественном, поэтому в полдень отпускал секретаршу на перерыв. Сам он использовал свободное время для верховой езды, а Эшли, закутавшись потеплее, отправлялась гулять по парку. Впервые в жизни она открывала для себя красоту дикой природы и удовольствие жить вдали от суеты большого города. Возможно, она перенесла чувства, которые испытывала к Джеку, на дорогие его сердцу места…
Работа возобновлялась в четыре часа дня, когда за окном начинали сгущаться ранние зимние сумерки, и продолжалась до ужина. Иногда Эшли ела вместе с Джеком, иногда Кристин накрывала для нее отдельный стол в Садовой комнате.
В один из дней Джек явился к обеду мрачным, с опозданием и впервые на памяти Эшли налил себе красного вина в светлое время суток.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Моя верховая прогулка отменяется. – Джек мрачно посмотрел на нее поверх бокала. – Нерон заболел.
Нероном звали огромного жеребца, принявшего такое непосредственное участие в их знакомстве.
– Ох. Надеюсь, ничего серьезного?
– Ветеринар приезжал сделать ему укол. Велел несколько дней держать его в тепле и покое.
– И слава богу. – Эшли понадеялась, что успокаивающие интонации хоть немного сгладят его очевидное недовольство. – Всего несколько дней – и вы снова в седле.
– Да. – Джек стукнул донышком бокала об стол.
На его взгляд, все было далеко не слава богу. Он предвкушал прогулку и уже тосковал по ощущению свободы и силы, которое переполняло его, когда он мчался на коне по пустынной долине. Кроме того, с недавних пор ежедневные физические нагрузки стали необходимы Джеку, чтобы подавлять вожделение. С каждым днем он желал Эшли все сильнее – это было совершенно естественно, но абсолютно недопустимо.
Джек поднялся. После часа в обществе Эшли тело звенело от напряжения, а сердце билось в груди тяжелыми гулкими толчками. Он снова и снова задавал себе вопрос: как безыскусная простушка сумела до такой степени разогреть его кровь и завладеть мыслями? Может, она не так проста, как ему кажется? Может, мастерски имитируя невинность, она сознательно будит в нем желания, которые сводят его с ума?