Ценой четырех чужих жизней мы получили два рюкзака, несколько довольно неплохих ножей, пару зажигалок, котелок и две фляги, с десяток патронов к АК, теплую одежду. Остальное, предварительно осмотрев, похоронили вместе с телами.
Тихо потрескивает небольшой уютный костерок. Я начинаю клевать носом. На мгновение мне кажется, что я – это не я, вернее, я, но не в себе, не в своем теле, а вижу наш лагерь со стороны, чужими глазами. Вижу себя, деда, Таньку. Мне страшно, я прячусь, неслышно отползая в темноту.
Я мотаю головой, отгоняя видение, пытаясь прийти в себя.
— Держи, – дед передает мне кружку чая.
— Гости, да не те… – дед задумчиво смотрит куда‑то вдаль. – Подождем еще денек.
— Деда, ты ведь все знал, как и что будет? Как ты это делаешь? Научи, – Танька смотрела на деда широко раскрытыми глазами.
— Внученька, не торопись жить…
Дальше пили чай в полном безмолвии, лишь дед изредка показывал, где упадет следующая звезда.
…Я сижу на земле, покрытой ярким ковром изумительно красивых разноцветных листьев. Я только что съел бутерброд: два куска батона, масло, сыр. Американская пластиковая фляга с водой стоит рядом. Вода холодная и приятная на вкус. Хорошо, что не взяли отечественную алюминиевую – вода отдавала бы невесть чем. Вокруг шумит лес: потрескивают о чем‑то своем деревья, поют птицы, легкий ветерок срывает с губ и уносит идущий изо рта пар. Прохладно. Градусов семь–восемь. Сегодня мы прошли большой путь, километров десять, и еще предстоит возвращаться.
Мысли мои растворились в окружающей красоте, тело покачивается в такт с дыханием, глаза смотрят куда‑то в бесконечную даль. Весь мир стал мною. Мне нравится это состояние.
Первый день отпуска. Мы с братом на полигоне за Минском собираем грибы. Начало октября. Как все резко меняется, когда хоть немного отойдешь от города, его черной суеты и зла. Город как вампир – медленно терзает свои жертвы, наслаждаясь их агонией…
Я открыл глаза и выдохнул. Опять сон, опять мозг пытается зашвырнуть меня в прошлое. Ощущение тревоги после сна не предвещало ничего хорошего.
— Куда ночь, туда и сон, – прошептал я, отменяя все возможные негативные последствия сна, запрещая ему сбыться.
— Ты и это ведаешь? – больше сам себе, нежели мне, сказал старик и, немного помолчав, добавил с усмешкой: – Пару часов всего‑то дремал. Небось, спина болит – на бревне‑то спать?
Тут только я понял, что заснул на том же бревне, на котором еще недавно лежал, глядя на звезды.
— Сморило, деда. А спина – нет, не болит. Удобно было, мягко. Немного замерз, правда…