Я была по горло сыта этой живописной картиной, поэтому повернулась уходить.
— Ты меня оставишь одну посреди этого бардака? — жалобно взмолилась Симка.
Мне было ее жалко, но это была ее жизнь, ее дом. Не первый и, главное, не последний раз все это безобразие здесь творилось. Что я могла сделать, чем ей помочь? Поплакать вместе с ней? Поэтому я только махнула ей рукой, не журись, мол, и поспешно вышла за дверь. Сходя с крыльца, я столкнулась с Татьяной Сергеевной в надвинутом чуть ли не на самые брови платке и замызганной куртенке. Из телятника пришла, наверное.
— Сучка моя уже вернулась? — сурово поинтересовалась она.
Я кивнула, гадая про себя, кого именно Татьяна Сергеевна имеет в виду: мужа или дочь? Все-таки Симку, вроде бы сучками только женщин обзывают. Провожать подружку я выходила с непокрытой головой, было сухо и не холодно, а теперь небо нахмурилось и похолодало. Дождь все наддавал, я подняла воротник куртки, но он мало спасал. Чтобы сократить хоть немного дорогу, я пошла мимо бывшего моего дома, а теперь Тимофеева. Тяжелой рысцой пробегая мимо знакомой калитки, почти налетела на Наташку Зареченскую, которая выходила. Она уцепилась за рукав моей куртки и забубнила о чем-то. Разило от нее как от целого винзавода. Набралась уже, подумала я неприязненно. Наташку я не любила, она вызывала во мне какую-то брезгливость, что ли.
— Отпусти! Чего ты прицепилась ко мне? Иди своей дорогой! — повысила я в раздражении голос, и совершенно зря, потому что Наташка моментально поменяла настроение с добродушно-игривого на злобное.
— Сучка ты, вот кто! Сгубила мужика и радуешься? — И неожиданно она бурно зарыдала, отчего ее могучая грудь под распахнутой кофтой заходила ходуном.
Почему-то ее рыдания произвели на меня куда большее впечатление, чем выкрики, я испуганно стала оглядываться, прикидывая, как бы мне побыстрее улизнуть без потерь. Наташка, выставив вперед руки, начала надвигаться на меня всей своей немалой тушей. Мне припомнилось, как она спалила прошлой зимой Тимофееву избушку, едва он, бедняга, живой тогда остался, эта дурища от ревности и злобы на любую выходку способна. В ужасе, не соображая, что делаю, я отпрыгнула от нее, что плохо у меня получилось, поскользнувшись на мокрой от дождя траве, я стала заваливаться назад.
То ли Наташка передумала нападать на меня, то ли и не собиралась вовсе, а просто так шутила, но только она кинулась поддержать меня. На ногах она стояла нетвердо, и в результате ее «дружеской» поддержки я упала не на спину, как должна была бы, и даже не на бок, а прямо на живот и заорала дурным голосом. В полном ужасе от случившегося я даже не пыталась подняться, а так и лежала, продолжая орать дурниной. Наташка, то ли осознав содеянное, то ли просто за компанию, плюхнулась на мокрую землю рядом со мной и принялась тоже реветь, выводя рулады басом. Совместными усилиями мы подняли такой шум, что ничего удивительного не было в том, что через пару минут надо мной уже слышались голоса нескольких человек, в том числе и Тимофея.