— Парнишка никак муж ей? — допытывалась Клава — пожилая женщина, накинувшая мне на плечи свою шаль.
Обернувшись, я узнала в ней продавщицу семечек, которую часто видела возле метро и сама иногда поддерживала ее скромный бизнес. Хотела подтвердить: да, муж. Но баба Маша опередила:
— Та не-е. Какой муж? Катька — разведенка, принимает всяких разных. Кажись, и энтот третьего дня у ей ночевал. А нончи другой ужо водку хлещет, прости господи!.. Детишек не постыдились.
— Дак у ей и детишки есть? — влез старик.
— Откель взялись, не знаю. Ровно нерожавшая она.
— Это как?
— Замолчите! Вы не видите, как ему плохо?! — вырвалось у меня, будто досужие зеваки были повинны в состоянии Сергея. Что за люди? Им только дай повод посудачить — черного кобеля отмоют добела или, наоборот, белого грязью обольют. Чужая трагедия для них примерно же то, что реалити-шоу, бесплатное развлечение… Впрочем, вскоре я перестала кого-либо слышать и что-либо соображать, уплывая в полубессознательное-полубезумное состояние. Раскачивалась над Сереньким, как опахало, чувствовала лишь, что щеки из-за непрерывно текущих слез схватило жесткой, как стекло, ледяной коркой. Мне не было ни холодно, ни жарко, я онемела, как мое лицо, и в этом отупении держалась за единственную мысль о том, что не стану жить без Волка. Если его не будет, и меня не будет…
Из транса меня вывел вой сирены — прямо на нас стремительно, почти не сбавляя скорости, мчался милицейский уазик, едва не врезавшийся в сугроб. Соглядатаи расступились, пропуская оперативников. Один из них деловито обшарил окрестности мощным фонариком, ругаясь, что место преступления сильно затоптали. Склонился над Сергеем, потрогал его шею и, приподняв веко, посветил тем же фонариком в зрачок.
— Жив? — спросила я.
Он не ответил, а второй хмурый мент в форме подступил ко мне:
— Кто такая?
— Ум-м-м… — Я загудела, как перегревшийся системный блок компьютера, потому что ни слез, ни сил, ни слов во мне уже не осталось.
— Кем приходитесь потерпевшему?
— Ум-м-м-м… — Похоже, и мне хана, капец! Я разучилась разговаривать членораздельно.
— Сожитель ейный, — пришла на выручку стукачка баба Маша.
— Имя, фамилия? — Опер смотрел мне в глаза, встряхнул за плечо, но, убедившись, что от меня нет толку, велел: — Встаньте, гражданка, отойдите в сторонку, не мешайте осмотру.
Я попыталась встать, да ничего не вышло, колени не разгибались. Мент нетерпеливым рывком приподнял меня и, наверное, отбросил бы в сугроб, если бы Клавдия не поддержала. Склонившись над Сергеем, грубоватым жестом отодрал его кисть, прилипшую к ране со спекшейся кровью, и бросил напарнику: «Пулевое, ищи гильзы».