Холодеет душа.
И не только душа, тут, похоже, вся моя хибарка сейчас похолодеет. Так и есть, недосмотрел, недоглядел, недобдел, закимарил у очага, нате вам, получите-распишитесь…
Еще ворошу угли, еще выискиваю где-то в пепле драгоценное пламя, ау-у, ну хоть бы искорка, хоть бы искрушка, хоть бы искрушечка, ничего, ничего. Упустил. Пламя, это дело такое, не любит, когда не следят, ох, не любит…
Сам виноват.
А что, сам виноват, помирать теперь, что ли?
В отчаянии потираю друг о друга два кремешка, чтобы выбить пламя. А что толку, это же пламя, это не Пламя, Пламя кремешком не выбьешь, дом свой озябший на вечном холоде простым пламенем не согреешь.
Кутаюсь в шубейки, дубленки, шкуры, шкурки, заматываюсь, выхожу в холод, в ночь, ветер вертится вокруг да около, скулит, голодный, рвется в дом… Вон пш-шел, тебя еще мне в доме не хватало…
Иду – в ночь, в метель, в снежную пелену, задолбали, с-суки, со своим обледенением… Нет, были же времена, прадед рассказывал, жили же люди, жили, не выживали, и тепло было летом, без шуб ходили, и солнце было, не то, что сейчас, тусклый блик в небе, а яркое, как на картинке в книжке в какой…
Ладно, черт с ним!
Кое-как – по стеночкам, по оградам, – добираюсь до Антошкиного дома, у самого дома уже не чувствую озябших рук, может, уже и нет их у меня… Стучу – долго, отчаянно, Антошка дрыхнет, так дрыхнет, из пушки не разбудишь…
– Чего надо? – заспанная антошкина рожа высовывается из двери.
– Это самое… я к тебе за огнем пришел.
– Чего ради?
– Того ради… Пламя у меня погасло, что теперь, поми…
– …рать, что ли…
– Иди дальше.
– Чего-о?
– Дальше, говорю, иди… – хозяин машет рукой, прикрывает дверь…
– Ты чего? – впиваюсь в дверь, в последнюю надежду, – я тебе когда в чем отказывал? Слушай, чтоб я с тобой еще телятиной поделился, да не в…
– …да я бы с тобой и телятиной, и Пламенем, и хоть чем… Нету Пламени. У самого сдохло…
– Вот блин… – спохватываюсь, чего ради выругался на чужом пороге, да все уже, слово – не воробей…
– Он самый… главное, и не кимарил вроде, – сокрушается Митюха, – так, прикорнул чуток, и на тебе…
– Ага, ври больше, прикорнул ты чуток… Дрых, как суслик, и вот тебе…
– Да ну тебя, точно говорю…
Некогда мне слушать, что он там точно говорит, раскланиваемся, ухожу – в холод, в снег, в метель, это уже в пятом доме Пламени нет, этак до конца городка дойду, и ни с чем…
Возвращаюсь в дом, лучше бы и не возвращался, что за дом без Пламени, это не дом получается, склеп какой-то ледяной. Так и есть, на окнах изморозь, стены дышат холодом, пробрался-таки проклятущий ветер в дом, свернулся у остывшего Очага, положил на лапы мохнатую морду…