Я пересек лес, я выбрался в синие сумерки, на снежную равнину, я сразу увидел эту силу, пьющую кровь земли – стальную вышку, еще каких то стальных зверей, качавших головами, эти-то звери и качали из земли черную ее кровь… И слышал я стоны земли, истекавшей кровью…
Я шагнул к вышке.
Вот здесь-то люди и начали стрелять… Не пускали меня к Страшной Вышке, верно, не хотели возвращать нам черную кровь земли…
– Черт идет, черт!
Я слушал их вполуха, меня послали сюда не для того, чтобы кого-то слушать. Цель была рядом, зловещая стальная вышка, что может быть проще, поднять Страшную Вышку в небо, швырнуть ее оземь…
Не пейте кровь земли…
Нашу кровь…
Кто-то бросился мне навстречу. Я хотел подкинуть его в облака, но тут же с удивлением заметил, что человек бежит без оружия, и сколько я ни сканировал его, не искал под одеждой гранату или револьвер, ничего не было. Он шел ко мне – и странно, что не в защитной одежде, хаки, что ли, называется, а в костюме. Что-то выдавало в нем главаря, вождя этого племени, или что у них там было, у людей, живущих возле вышки.
Я искал оружие в хлебе, который он нес на белом полотенце – оружия не было, и даже соль в чашечке была просто солью, не каким-нибудь тротилом…
– День добрый, – он смущенно улыбнулся мне, – добро пожаловать… на нашу грешную землю.
– День добрый, – согласился я, не зная, что сказать.
– Если вы не возражаете… разрешите пригласить в мой дом…
– Зачем?
– Я думаю, нам необходимо больше узнать друг о друге… Очертить круг ваших интересов… и наших интересов.
Когда он говорил – наших, он как-то изменил интонацию. Я не знал, что это значило, да что говорить – я вообще ничего не знал про людей…
Кажется, я попал в какую-то ловушку… Знать бы еще, в какую…
Я смотрел на Него, Темного, я не знал, как сказать ему, как признаться, что мир на грани войны. Да что мир, два мира, две вселенных, та, что над землей, и та, что под землей…
…и что у нас нет шансов…
Подземный мир казался непривычным – вроде бы не так долго не было меня дома, а кажется, прошла тысяча лет. И холод подземного мира был непривычен мне, и жуткие ландшафты, где бездонные пропасти перемежались с остроконечными пиками, и вечная ночь, безлунная и беззвездная, чуть разбавленная всполохами редких костров. И звоны лютни, и завывания труб, и крики грешников были непривычны мне, и когда я попробовал сыграть Песнь Печали на собственной лютне, вышло только жалкое подобие мелодии. Слишком разные измерения, слишком разные вселенные, и даже отблески костров далеко внизу казались неестественными после жаркого солнца там, в мире людей.